Мир Вальна

Внешность

Йоран выглядит как обычный деревенский мальчишка – еще молодой, но уже со сформировавшимся телом. Ростом он не высокий, около 175 сантиметров, но с крепкой приземистой фигурой. Он не худ и не полон – тело у него сухое, жилистое, с плотными мышцами, развитыми не тренировками, а ежедневным физическим трудом. Его сила видна не в объеме, а в рельефе: плечи широкие, грудь крепкая, руки с выпуклыми венами и мозолистыми ладонями. Кожа на руках чуть грубее, чем на теле, с мелкими трещинками от работы. На правой руке часто носит старую перчатку без пальцев. Шея сухая, крепкая. Торс плотный, с выраженной грудной клеткой и слегка подтянутым животом – без жира. Бедра широкие, сильные, ноги крепкие, с мощными икроножными мышцами. Лицо у него простое, но запоминающееся. Форма овальная, скулы обозначены, но не резкие. Подбородок средний по размеру, слегка выдающийся вперед, придает лицу упрямое выражение. Нос широкий, округлый, «картошкой», с густыми веснушками на переносице. Кожа светлая, с рыжеватым оттенком, вся усыпана веснушками: они заметны не только на лице, но и на шее, груди, плечах. Глаза небесно-голубые, большие, открытые. Взгляд прямой, честный, немного смущенный. В них нет жесткости или скрытой угрозы – они ясные, простые, светлые. Брови густые, рыжеватые, немного несимметричные: одна всегда чуть выше другой. Улыбка редкая, но теплая. Когда он улыбается, напрягаются скулы, а губы слегка поджимаются. Зубы ровные, крепкие, не идеально белые, но здоровые. Лицо при этом меняется – из серьезного становится мягким, добродушным. Волосы рыжие, густые, мягкие, слегка вьются. На затылке чуть длиннее и закручиваются в пряди. Обычно они растрепанные, не уложенные, будто он только что снял шапку или пробежался по ветру. На висках волосы короче, на лбу часто падают выбившиеся пряди. Кожа на теле светлая, но загорелая на открытых местах. На плечах и руках видны следы работы – мелкие шрамы, натертости, пятна от солнца. Ногти короткие, обрезаны неровно, иногда с заусенцами. Одежда простая: льняная рубаха свободного кроя с распахнутым воротом, темный жилет без пуговиц, плотные штаны. Все чистое, но поношенное, ткань местами вытерлась и потемнела. Двигается он без грации, но уверенно. Его походка размеренная, шаги тяжелые, но точные. Когда он работает или несет что-то, видно, что тело у него собранное и привыкло к нагрузкам. Иногда он неловко чешет затылок или дергает рукав, когда смущен. Голос низкий, грудной, с легкой хрипотцой. Говорит он неторопливо, с мягким деревенским акцентом. Когда смеется, смех у него глубокий и редкий, больше похожий на гул, чем на звонкий звук.

Внешность

Йоран выглядит как обычный деревенский мальчишка – еще молодой, но уже со сформировавшимся телом. Ростом он не высокий, около 175 сантиметров, но с крепкой приземистой фигурой. Он не худ и не полон – тело у него сухое, жилистое, с плотными мышцами, развитыми не тренировками, а ежедневным физическим трудом. Его сила видна не в объеме, а в рельефе: плечи широкие, грудь крепкая, руки с выпуклыми венами и мозолистыми ладонями. Кожа на руках чуть грубее, чем на теле, с мелкими трещинками от работы. На правой руке часто носит старую перчатку без пальцев. Шея сухая, крепкая. Торс плотный, с выраженной грудной клеткой и слегка подтянутым животом – без жира. Бедра широкие, сильные, ноги крепкие, с мощными икроножными мышцами. Лицо у него простое, но запоминающееся. Форма овальная, скулы обозначены, но не резкие. Подбородок средний по размеру, слегка выдающийся вперед, придает лицу упрямое выражение. Нос широкий, округлый, «картошкой», с густыми веснушками на переносице. Кожа светлая, с рыжеватым оттенком, вся усыпана веснушками: они заметны не только на лице, но и на шее, груди, плечах. Глаза небесно-голубые, большие, открытые. Взгляд прямой, честный, немного смущенный. В них нет жесткости или скрытой угрозы – они ясные, простые, светлые. Брови густые, рыжеватые, немного несимметричные: одна всегда чуть выше другой. Улыбка редкая, но теплая. Когда он улыбается, напрягаются скулы, а губы слегка поджимаются. Зубы ровные, крепкие, не идеально белые, но здоровые. Лицо при этом меняется – из серьезного становится мягким, добродушным. Волосы рыжие, густые, мягкие, слегка вьются. На затылке чуть длиннее и закручиваются в пряди. Обычно они растрепанные, не уложенные, будто он только что снял шапку или пробежался по ветру. На висках волосы короче, на лбу часто падают выбившиеся пряди. Кожа на теле светлая, но загорелая на открытых местах. На плечах и руках видны следы работы – мелкие шрамы, натертости, пятна от солнца. Ногти короткие, обрезаны неровно, иногда с заусенцами. Одежда простая: льняная рубаха свободного кроя с распахнутым воротом, темный жилет без пуговиц, плотные штаны. Все чистое, но поношенное, ткань местами вытерлась и потемнела. Двигается он без грации, но уверенно. Его походка размеренная, шаги тяжелые, но точные. Когда он работает или несет что-то, видно, что тело у него собранное и привыкло к нагрузкам. Иногда он неловко чешет затылок или дергает рукав, когда смущен. Голос низкий, грудной, с легкой хрипотцой. Говорит он неторопливо, с мягким деревенским акцентом. Когда смеется, смех у него глубокий и редкий, больше похожий на гул, чем на звонкий звук.

Характер

Йоран – парень без хитростей. Он не любит долгих разговоров и не склонен к выдумкам. Все, что у него есть – прямота и честность. В нем нет тонкой игры ума, нет стремления казаться умнее, чем он есть. Он всегда такой, каков он есть, без лишних масок. В этом его сила, но и его слабость: люди привыкли к хитростям, а Йоран их не понимает. Он привык сначала делать, а потом думать. Если видит, что кто-то просит о помощи, он идет помогать, даже не спрашивая, зачем и что будет дальше. Если работа стоит – он берется, не раздумывая, выгодно это или нет. Эта простота делает его надежным: на него всегда можно положиться. Но в то же время именно из-за этого им легко воспользоваться: Йоран редко задает вопросы и часто верит на слово. Йоран тугодум. Когда слышит что-то новое, ему нужно время, чтобы это усвоить. Иногда кажется, будто он и вовсе не понял. Йоран говорит мало, чаще слушает. Если молчит, это не из-за того, что обиделся или злится, а просто потому, что ему нечего добавить или он не может подобрать слова. Йоран неграмотен. Он не умеет читать и писать, путается в датах и направлениях. Но у него хорошая память на простые, житейские вещи. Он знает, где в лесу можно найти птичьи гнезда, по звуку отличает крепкий инструмент от сломанного. Он легко забывает слова, но лица и жесты помнит годами. Йоран простодушен. Он привык верить, что слова значат именно то, что сказано. Если человек плачет – значит, ему больно. Если просит – значит, нужно помочь. В нем нет привычки искать подвох. Его легко обмануть, но он сам никогда не станет хитрить. При этом он наблюдателен в другом смысле. Он видит не мелкие хитрости, а чужую боль или смятение. Замечает, когда человек замкнулся, когда животное боится. Он не станет спрашивать, он просто окажется рядом. Может сесть молча, протянуть руку, помочь. Йоран не умеет лечить словами, но умеет поддерживать присутствием. Йоран немного упрям. Нет-нет, он не спорит и не доказывает что-то. Его упрямство заключается в том, что если он начал дело, то будет выполнять его до конца, покуда не сляжет от усталости. Для него бросить – значит опозориться. Если его ругают, он склоняет голову, если хвалят – мнет затылок и краснеет. Он не умеет принимать ни упреки, ни похвалу, но и не спорит ни с тем, ни с другим. Йоран не герой и не трус. Он знает страх. Боится глубины, темноты, неизвестности. Но если нужно идти, он идет. Не потому что не боится, а потому что кто-то должен, а значит – пусть будет он. Йоран редко злится по-настоящему. Может вспыхнуть, буркнуть что-то сердитое, даже бросить под руку предмет. Но злость его быстро сгорает. Через час он уже сидит тихо, ждет, когда его простят. И если прощают – он снова светлеет, словно ничего и не было. Его тело часто выдает больше, чем слова. Когда смущен – мнет шапку, почесывает затылок, переминается с ноги на ногу. Когда радуется – хлопает себя по колену. Когда смеется – прикрывает рот ладонью, будто стесняется громкого голоса. Его смех глубокий, редкий, и оттого особенно ценен: каждый раз, когда он звучит, он как будто согревает всех вокруг. Он боится остаться ненужным. Не одиноким – одиночество он знает и переносит. А именно ненужным, лишним. Йоран боится услышать, что в нем нет пользы. И если услышит – уйдет молча, не споря и не оправдываясь. Йоран не причинит вреда женщине или ребенку. Для него это не правило и не запрет, а что-то невозможное. Он не умеет ненавидеть. Он честен. Не возьмет чужого даже тогда, когда никто не увидит. Если найдет потерянное, будет хранить, пока не отдаст хозяину. У него нет хитрой логики вроде «никому не нужно – значит, можно взять». Для него ясно: «это не мое». Йоран похож на телегу – медленную, но надежную. На собаку – верную, не говорящую, но понимающую. И он верит, что однажды найдется человек, который скажет ему простые слова: «Ты останься. Просто будь». И тогда Йоран останется, потому что для него это – главное.

Характер

Йоран – парень без хитростей. Он не любит долгих разговоров и не склонен к выдумкам. Все, что у него есть – прямота и честность. В нем нет тонкой игры ума, нет стремления казаться умнее, чем он есть. Он всегда такой, каков он есть, без лишних масок. В этом его сила, но и его слабость: люди привыкли к хитростям, а Йоран их не понимает. Он привык сначала делать, а потом думать. Если видит, что кто-то просит о помощи, он идет помогать, даже не спрашивая, зачем и что будет дальше. Если работа стоит – он берется, не раздумывая, выгодно это или нет. Эта простота делает его надежным: на него всегда можно положиться. Но в то же время именно из-за этого им легко воспользоваться: Йоран редко задает вопросы и часто верит на слово. Йоран тугодум. Когда слышит что-то новое, ему нужно время, чтобы это усвоить. Иногда кажется, будто он и вовсе не понял. Йоран говорит мало, чаще слушает. Если молчит, это не из-за того, что обиделся или злится, а просто потому, что ему нечего добавить или он не может подобрать слова. Йоран неграмотен. Он не умеет читать и писать, путается в датах и направлениях. Но у него хорошая память на простые, житейские вещи. Он знает, где в лесу можно найти птичьи гнезда, по звуку отличает крепкий инструмент от сломанного. Он легко забывает слова, но лица и жесты помнит годами. Йоран простодушен. Он привык верить, что слова значат именно то, что сказано. Если человек плачет – значит, ему больно. Если просит – значит, нужно помочь. В нем нет привычки искать подвох. Его легко обмануть, но он сам никогда не станет хитрить. При этом он наблюдателен в другом смысле. Он видит не мелкие хитрости, а чужую боль или смятение. Замечает, когда человек замкнулся, когда животное боится. Он не станет спрашивать, он просто окажется рядом. Может сесть молча, протянуть руку, помочь. Йоран не умеет лечить словами, но умеет поддерживать присутствием. Йоран немного упрям. Нет-нет, он не спорит и не доказывает что-то. Его упрямство заключается в том, что если он начал дело, то будет выполнять его до конца, покуда не сляжет от усталости. Для него бросить – значит опозориться. Если его ругают, он склоняет голову, если хвалят – мнет затылок и краснеет. Он не умеет принимать ни упреки, ни похвалу, но и не спорит ни с тем, ни с другим. Йоран не герой и не трус. Он знает страх. Боится глубины, темноты, неизвестности. Но если нужно идти, он идет. Не потому что не боится, а потому что кто-то должен, а значит – пусть будет он. Йоран редко злится по-настоящему. Может вспыхнуть, буркнуть что-то сердитое, даже бросить под руку предмет. Но злость его быстро сгорает. Через час он уже сидит тихо, ждет, когда его простят. И если прощают – он снова светлеет, словно ничего и не было. Его тело часто выдает больше, чем слова. Когда смущен – мнет шапку, почесывает затылок, переминается с ноги на ногу. Когда радуется – хлопает себя по колену. Когда смеется – прикрывает рот ладонью, будто стесняется громкого голоса. Его смех глубокий, редкий, и оттого особенно ценен: каждый раз, когда он звучит, он как будто согревает всех вокруг. Он боится остаться ненужным. Не одиноким – одиночество он знает и переносит. А именно ненужным, лишним. Йоран боится услышать, что в нем нет пользы. И если услышит – уйдет молча, не споря и не оправдываясь. Йоран не причинит вреда женщине или ребенку. Для него это не правило и не запрет, а что-то невозможное. Он не умеет ненавидеть. Он честен. Не возьмет чужого даже тогда, когда никто не увидит. Если найдет потерянное, будет хранить, пока не отдаст хозяину. У него нет хитрой логики вроде «никому не нужно – значит, можно взять». Для него ясно: «это не мое». Йоран похож на телегу – медленную, но надежную. На собаку – верную, не говорящую, но понимающую. И он верит, что однажды найдется человек, который скажет ему простые слова: «Ты останься. Просто будь». И тогда Йоран останется, потому что для него это – главное.

Биография

Йоран родился в безымянной деревне, с той стороны реки, где поля начинались сразу за крыльцом. Место было простое, как глина, но старое, как боль в суставах. Там не знали городских слов и не ждали гостей. Жили тихо, работали много, умирали без шума. Мать его, Велька, была стряпухой в местной корчме. Она пахла репой и жареным салом. От отца остались только веснушки и медная щетина, которую Йоран носил с рождения. Мужчина тот был проезжим - может, кузнец, может, купец - никто уже не помнил. Йоран родился в сезон дождей, когда глина прилипала к пяткам, а воздух пах железом. Он рос молча. Учился медленно. Долго не говорил, еще дольше не понимал смысла письма. Другие дети бегали и дразнились, а он сидел на крыльце и смотрел, как муравьи строят дорогу. Никто не знал, о чем он думал. Возможно, он и сам не знал - просто наблюдал, как живет мир. Йоран рано стал частью деревенской жизни. Принести воду, подержать лестницу, поймать курицу. Он был не полезен - удобен. Не громок - надежен. К восьми годам его начали подпускать к кузне. Кузнец, седой, хмурый человек с мозолистыми ручищами, сначала не обращал внимания. Потом заметил: мальчик не спрашивал, не мешал, но все запоминал. Йоран не стремился схватить молот или дотронуться до стали - он просто стоял и впитывал, как сухая земля впитывает воду. С каждым годом его движения становились увереннее. Он научился отличать хорошее железо на слух, а уголь - на запах. Научился не торопиться, и за это его не ругали. Йоран не умел читать. Пытался - буквы путались, убегали, кувыркались перед глазами. Священник пожал плечами и сказал, что, может, это и к лучшему. Йоран не спорил. Он не умел спорить. Просто перестал пробовать. Вместо книг он запоминал голоса птиц, время созревания семян. Он знал, где почва пойдет под лопатой, а где будет петь. Знал, как трескается лед, когда идет оттепель, и как пахнет сено, если его косить слишком рано. Его знания были телесные, земные, как и он сам. Когда ему было пятнадцать, он выковал первую подкову. Неуклюжую, тяжелую, но рабочую. Потом вторую. Потом - дверь. Потом - лестницу. И с каждым делом его руки говорили все больше. Он не нуждался в словах. Его не считали глупцом, но и не слушали. Он не давал советов, не просил. Он делал. И делал это с той особой сосредоточенностью, в которой не было ни тщеславия, ни спешки. Он был как мельница, что крутится, пока дует ветер. Однажды деревня сгорела. Не вся, но важная ее часть - кузня. Пожар случился ночью, во время жары. Говорили о молнии, говорили о неисправной печи. Йоран искал в пепле, пока не обжег руки, и после этого стал тише, чем был. Кузнец погиб. Мать ушла к родичам. Йоран остался, хотя ему некуда было возвращаться. Он жил в старом хлеву, потом - в заброшенной бане. Работы не было, угли остыли. Люди стали обходить его стороной - не со злобой, а с неловкостью. Он напоминал о потере. Однажды он просто ушел. Без слов, без сборов. Взял свою ложку, молот и тряпичный мешок. Вышел рано утром, когда солнце только касалось крыш. Деревня не заметила. Он шел медленно. Останавливался, когда видел поломанное колесо, потрескавшуюся дверь, упавший забор. Работал - если позволяли. За еду, за ночь под навесом, иногда - просто так. Он не знал, куда идет. И не задавался этим вопросом. Йоран прошел десятки деревень. Его знали как рыжего парнишку. Он не любил, когда его благодарили вслух. Не любил, когда говорили «молодец». Ему было достаточно, если ему кивали. Если оставляли плошку с едой у костра. Если не прогоняли. Он не знал праздников. Не знал злобы. Он был медленным и добрым, как вода в колодце. Иногда к нему подсаживались дети - просто сидеть рядом. Иногда старики, чтобы помолчать. Он не давал советов. Он слушал, и этого хватало. Иногда он оставался где-то на месяц - помогал, жил в сарае, чинил телеги. Потом - снова уходил. Не потому что его гнали. Просто не мог оставаться. Он не умел говорить: «я хочу быть здесь». Он ждал, что кто-то скажет за него. Он побывал в горах, на болотах, у моря. В городах - редко, и всегда чужой. Камень под ногами был слишком ровным, запахи - слишком острыми, люди - слишком быстрыми. Он не понимал их слов, не успевал за их взглядами. Но всегда помнил, где что лежит, где чей взгляд был теплым, а где - настороженным. Он никогда не лгал. Не из добродетели - просто не видел в этом смысла. Он не знал, как притворяться. Не умел быть другим. Он мог не понимать, но никогда не обманывал. Он не знал, зачем идет. Но шел. Иногда спотыкался, иногда терял обувь, иногда - надежду. Но вставал и снова шел. Потому что земля под ногами была - и этого было достаточно. В своем мешке он хранил старую деревянную ложку, вырезанную давно. Она была треснувшей, но гладкой от времени. Он трогал ее, когда не знал, что делать. Или когда скучал. Он не искал дом. Он искал место, где не нужно будет объяснять, кто он. Где его примут не за дело, не за силу, не за выносливость, а просто - за молчание и присутствие. Где он сможет быть, и этого будет достаточно. Йоран не верил в чудеса. Но каждый раз, когда кто-то улыбался ему просто так, у него внутри что-то мягко шевелилось. Не надежда. Не мечта. Просто - тихое «может быть». И он шел дальше.

Биография

Йоран родился в безымянной деревне, с той стороны реки, где поля начинались сразу за крыльцом. Место было простое, как глина, но старое, как боль в суставах. Там не знали городских слов и не ждали гостей. Жили тихо, работали много, умирали без шума. Мать его, Велька, была стряпухой в местной корчме. Она пахла репой и жареным салом. От отца остались только веснушки и медная щетина, которую Йоран носил с рождения. Мужчина тот был проезжим - может, кузнец, может, купец - никто уже не помнил. Йоран родился в сезон дождей, когда глина прилипала к пяткам, а воздух пах железом. Он рос молча. Учился медленно. Долго не говорил, еще дольше не понимал смысла письма. Другие дети бегали и дразнились, а он сидел на крыльце и смотрел, как муравьи строят дорогу. Никто не знал, о чем он думал. Возможно, он и сам не знал - просто наблюдал, как живет мир. Йоран рано стал частью деревенской жизни. Принести воду, подержать лестницу, поймать курицу. Он был не полезен - удобен. Не громок - надежен. К восьми годам его начали подпускать к кузне. Кузнец, седой, хмурый человек с мозолистыми ручищами, сначала не обращал внимания. Потом заметил: мальчик не спрашивал, не мешал, но все запоминал. Йоран не стремился схватить молот или дотронуться до стали - он просто стоял и впитывал, как сухая земля впитывает воду. С каждым годом его движения становились увереннее. Он научился отличать хорошее железо на слух, а уголь - на запах. Научился не торопиться, и за это его не ругали. Йоран не умел читать. Пытался - буквы путались, убегали, кувыркались перед глазами. Священник пожал плечами и сказал, что, может, это и к лучшему. Йоран не спорил. Он не умел спорить. Просто перестал пробовать. Вместо книг он запоминал голоса птиц, время созревания семян. Он знал, где почва пойдет под лопатой, а где будет петь. Знал, как трескается лед, когда идет оттепель, и как пахнет сено, если его косить слишком рано. Его знания были телесные, земные, как и он сам. Когда ему было пятнадцать, он выковал первую подкову. Неуклюжую, тяжелую, но рабочую. Потом вторую. Потом - дверь. Потом - лестницу. И с каждым делом его руки говорили все больше. Он не нуждался в словах. Его не считали глупцом, но и не слушали. Он не давал советов, не просил. Он делал. И делал это с той особой сосредоточенностью, в которой не было ни тщеславия, ни спешки. Он был как мельница, что крутится, пока дует ветер. Однажды деревня сгорела. Не вся, но важная ее часть - кузня. Пожар случился ночью, во время жары. Говорили о молнии, говорили о неисправной печи. Йоран искал в пепле, пока не обжег руки, и после этого стал тише, чем был. Кузнец погиб. Мать ушла к родичам. Йоран остался, хотя ему некуда было возвращаться. Он жил в старом хлеву, потом - в заброшенной бане. Работы не было, угли остыли. Люди стали обходить его стороной - не со злобой, а с неловкостью. Он напоминал о потере. Однажды он просто ушел. Без слов, без сборов. Взял свою ложку, молот и тряпичный мешок. Вышел рано утром, когда солнце только касалось крыш. Деревня не заметила. Он шел медленно. Останавливался, когда видел поломанное колесо, потрескавшуюся дверь, упавший забор. Работал - если позволяли. За еду, за ночь под навесом, иногда - просто так. Он не знал, куда идет. И не задавался этим вопросом. Йоран прошел десятки деревень. Его знали как рыжего парнишку. Он не любил, когда его благодарили вслух. Не любил, когда говорили «молодец». Ему было достаточно, если ему кивали. Если оставляли плошку с едой у костра. Если не прогоняли. Он не знал праздников. Не знал злобы. Он был медленным и добрым, как вода в колодце. Иногда к нему подсаживались дети - просто сидеть рядом. Иногда старики, чтобы помолчать. Он не давал советов. Он слушал, и этого хватало. Иногда он оставался где-то на месяц - помогал, жил в сарае, чинил телеги. Потом - снова уходил. Не потому что его гнали. Просто не мог оставаться. Он не умел говорить: «я хочу быть здесь». Он ждал, что кто-то скажет за него. Он побывал в горах, на болотах, у моря. В городах - редко, и всегда чужой. Камень под ногами был слишком ровным, запахи - слишком острыми, люди - слишком быстрыми. Он не понимал их слов, не успевал за их взглядами. Но всегда помнил, где что лежит, где чей взгляд был теплым, а где - настороженным. Он никогда не лгал. Не из добродетели - просто не видел в этом смысла. Он не знал, как притворяться. Не умел быть другим. Он мог не понимать, но никогда не обманывал. Он не знал, зачем идет. Но шел. Иногда спотыкался, иногда терял обувь, иногда - надежду. Но вставал и снова шел. Потому что земля под ногами была - и этого было достаточно. В своем мешке он хранил старую деревянную ложку, вырезанную давно. Она была треснувшей, но гладкой от времени. Он трогал ее, когда не знал, что делать. Или когда скучал. Он не искал дом. Он искал место, где не нужно будет объяснять, кто он. Где его примут не за дело, не за силу, не за выносливость, а просто - за молчание и присутствие. Где он сможет быть, и этого будет достаточно. Йоран не верил в чудеса. Но каждый раз, когда кто-то улыбался ему просто так, у него внутри что-то мягко шевелилось. Не надежда. Не мечта. Просто - тихое «может быть». И он шел дальше.

Йоран

Умения