Маэлор де Д'артагнар

Детство. Жизнь Маэлора началась холодным декабрьским утром, когда снег ложился у порога так густо, что даже оставленные ранее следы тут же сметались шквальной пургой. Особняк, стоявший на холме живописного городка, словно отрывался от остального мира молочным танцем метели. В покоях графини чадили свечи, наполняя комнаты запахом воска и тёплого масла. Измождённая и бледная мать прижимала к груди новорожденного малыша, а старшая повитуха, глядя на младенца, невольно и тихо щепча про себя невнятную молитву. Кожа - тонкая, как скорлупа, сквозь которую проступали голубые жилки, словно реки. Волос - едва заметный пушок, белее снега за окном. Неужто матушка посмела себе грубость повестись с бледным эльфом и зачать бастарда? Нет, это было совсем вне её возможностей. Графиня долгие годы не покидала стен особняка, словно пташка в золотой клетке у своего мужа. Что же это за дивное дитя! Граф, войдя в покои, задержался на пороге скромной комнатушки-опочивальни. Мороз на его шубе искрился при свете свечей. Взгляд его томных очей направлялся в полумрак окровавленного ложа, на котором, словно подстреленная дичь, распласталась русая женщина. Статный эльф скользнул взглядом по младенцу, слабо кивнул: - Пятый. Пусть будет, - и ушёл так же сухо, как и появился, хлопая за собой деревянным поручнем. Бледое, полуживое дитя нисколько не удивило его, хоть было и довольно неприятным сюрпризом. Немудрено, ведь в роду Д'артагнар ни раз упоминались малыши, проклятые светом луны: слабые и немощные, они погибали в ближайшие несколько месяцев после рождения, не оставляя после себя ничего, кроме краткого имени на длинном эльфийском древе. Но малыш не был готов сдаваться так быстро. Мать с заботой нарекла его Маэлором, давая началу его долгой жизни. Первый год он провёл в полутьме. Колыбель стояла рядом с камином, завешенная плотной шёлковой тканью, чтобы солнечный свет не тревожил алые глаза малыша. Огонь потрескивал и тени шевелились по складкам шелка. Сквозь ткань просачивались пятна рыжего света, и младенец часами смотрел на них, тянул слабые ручонки, пока не засыпал. Маэлор часто задыхался - тихо, без крика, как будто просто забывал вновь вдохнуть. Нянька вставала среди ночи, чтобы проверить, жив ли малыш вовсе. Порой ей казалось, что бока прекращали вздыматься и она осторожно подносила ладонь к его лицу. В замке говорили шёпотом: "долго не проживёт". Мать не отвечала, но каждый вечер заходила в детскую и сидела, пока свеча не догорит, наблюдая, как её сын спит, поджав ладони под щёку. Слуги замечали, что она поглаживает его белые волосы так, словно боится, будто те растают от слишком резкого прикосновения. Младенец часто заболевал, как и было предсказано повитухами: грудь горела, губы трескались, дыхание становилось хриплым и неровным. Лекари приносили отвары с запахом сушёных трав и горечи, но ничего не могло помочь страданиям белого "уродца". Даже в июльскую жару он умудрялся подхватить непонятную хворь, ни смотря на то, что находился в полной изоляции от остального мира. Мать ревела ночами над его колыбелью, а отец…отец больше не навещал ни супругу, ни новорожденного сына. Позор, какой же позор. Малышу Маэлору с каждым прожитым месяцем становилось все хуже и хуже, и как бы Вилхерд не желал оставить его на растерзание жестокой судьбы - все же не мог поступить так с родным чадом. Когда ребенку исполнилось три года - он по-прежнему не мог ходить и совершенно не издавал никаких звуков, подобных внятным слогам. Обеспокоенная мать упросила отца вызвать из столицы святых клириков, кои прибыли осмотреть бледное полуживое детя и пытаются вырвать его из лап неминуемой кончины. Зал освободили от лишней мебели, пол натёрли воском и обставили свечами из ладана. В центре комнаты, в люльке лежал малыш, неподвижно, почти-что бездыханно. Почевальня медленно заполнилась светом, когда её наконец-то окропили долгожданные клирики. Старший жрец с умным видом осмотрел тельце чада, сложил свои руки на его грудь и начал петь. Голос был низким, тянущимся, словно он вытягивал холод из тонких костей мальца. Свет, золотой и мягкий, струился с ладоней клирика, проникал прямо под хрупкую бледную кожу. Мальчик чувствовал, как сердце бьётся быстрее, ровнее, и впервые за долгое время ему было тепло не только от огня, но и от чувства…жизни? Ритуалы тянулись не один час, но в них был свой толк. Наконец-то Маэлор смог подняться на свои слабые ножки, начал подавать тихий, дрожащий голос, а щечки его окрасились еле заметным, пудренным румянцем. Страшные болезни временно отступили от юного аристократа, но по-прежнему дышали ему в спину каждый божий день. Было ясно - жизнь обычного мальчишки оступила белобрысого эльфа стороной. Так, год за годом, медленно тянулось время. Маэлор практически не знал ни своих братьев и сестер, ни отца. Его детство пахло старыми книгами и воском тлеющих свечей. Библиотека была его собственным царством: высокий потолок, тяжёлые шторы, лестницы к верхним полкам. Он знал каждый скрип досок, каждый отблеск пыли в редых солнечных лучах. Знал их лучше, чем запах цветов в саду или касание мягкой травы к ладоням. Сидя в кресле у окна он водил пальцем по картам, запоминал изгибы рек и линии границ, но каждый раз думал, что никогда не сможет их увидеть своими глазами. Мальчишке было дозволено выходить лишь ненадолго, лишь слабо вдохнуть свежий воздух, но не раскрыть белоснежные крылья. Каждый день тянулся медленно, от утреннего приема горьких трав до вечернего питья мерзких настоек. Слуги уважали его тишину, а дворовые мальчишки обходили странного долгоухого стороной. Однажды брат, что был старше лишь на двойку лет, предложил "Белоснежке" поиграть в солдатиков, но и тут эльф спешил его огорчить: - ты же знаешь, что я снова разобью твою армию и захвачу столицу, зачем вообще пытаешься? Лучше побереги свои силы, - без тени гордости заявил младший. Его скверный характер уже тогда пробивался сквозь ноты сочувствия к слабому нутру невинного мальчишки. Излюбленным местом юного графского отпрыска стала застеклённая галерея, выходящая на тренировочный двор. Там, прижавшись лбом к холодному стеклу, он наблюдал, как старшие братья натягивают тетиву, как стрелы вонзаются в мишени, а пороховой дым стелиться от картечей. Он запоминал каждый их жест, каждое движение пальцев, как будто собирал в памяти чертёж, который однажды пригодится. Ох как же Маэлор хотел попасть на охоту вместе со своим отцом! Это стало его единственным желанием на день рождение, каждый год. Наконец-то клирики посетили Маэлора в последний раз. Поставив отпрыска на ноги, отец решил, что сыну пора получать достойное аристократа образование, пусть и не с другими детьми. В поместье стали приезжать учителя. Первым был седой господин по имени Марен, бывший писарь при эленгарском дворе. Он пах пергаментом и винным уксусом, которым смачивал краешек перо. - Слова - это оружие, милорд, - говорил он. - Они могут ранить сильнее меча.- Уроки начинались рано утром, за узким письменным столом у окна библиотеки. Марен учил его держать перо так, чтобы чернила ложились ровно, без клякс. Если линия была неровной, он мог заставить мальчика переписать целую страницу, бил его по рукам гибкой линейкой. Уже в семь лет Маэлор писал аккуратным, мелким, чётким почерком, чем мог бы гордиться любой нотариус. Похоже, именно этот учитель привил мальчишке условия порядка. Следующим был магистр Саврен, сухой и высокий, с глазами цвета старого янтаря. Саврен раскладывал перед ним огромные фолианты с гербами и древними печатями, заставлял запоминать их описание и происхождение. Мальчик впитывал всё, как губка. Уже к девяти годам он мог по памяти восстановить родословную любого Маркизата в пределах трёх поколений. Учительница по имени мадам Орель прибыла из столицы. Высокая, в чёрном платье с жёстким корсетом, эльфийка пахла лавандой и леденцами из розовых лепестков. - Вы родились дворянином, милорд, - говорила она. - Это не просто титул, это ваша обязанность. Она учила его вставать, когда входит старший, правильно кланяться, держать руки за столом, не говорить лишнего и говорить правильно. Первые уроки Маэлор воспринимал, как тягостную игру, но скоро стал замечать, насколько новые знания чертовски хорошо применимы в реальности. Музыку же преподавал мастер Хайрен - он обучал юного Графского сына игре на флейте. Здесь мальчик оказался посредственным учеником. Мелодии он выучивал, но в его игре не было тепла. Хайрен однажды сказал: - Вы играете так же точно, как пишете буквы. Но музыка - это нечто больше. Это страсть! Душа! - впрочем, сам мальчишка никогда не понимал значения этих слов. Наконец-то занятие, которого Маэлор так долго ждал. День был серым, солнце пряталось в тучах. Наставник, суровый мужчина с рубцом через щёку, протянул ему лук: - Посмотрим, на что вы годитесь, милорд. Тетива оказалась жёсткой, пальцы - непривычно неловкими. Но эльф выровнял стойку, сосредоточился, как делал это в библиотеке, и выпустил стрелу. Дерево мишени глухо приняло удар. Стрела легла всего в ладонь от центра. Наставник хмыкнул: - Для первого раза…недурно. Через неделю Маэлор уже бил в центр, и не раз. Меткость оказалась его талантом. Впрочем, лук не станет его основным оружием. Желанной оставалась она - ручница, о которой мальчишка вычитал все вдоль и поперек. Фехтование было белобрысому мукой. Старший брат, поставленный спарринг-партнёром специально путал ритм, заставляя его злиться и выходить из себя. Он держал оборону идеально, но атаковать было трудно - хаотичные движения раздражали, ломали внутренний порядок. Верховая езда не пленяла Маэлора, но он учился терпеливо, так как знал, что это - необходимость. Конь для него был инструментом, не другом. Среди слуг мальчик прослыл "маленьким призраком поместья". Он не бегал, не кричал, не оставлял на столах лишних крошек. Каждое утро он выравнивал стопку книг на столе, а перо клал параллельно краю бумаги, словно в опочивальне и вовсе не было никого живого. Иногда слуги видели, как он разговаривает сам с собой - шёпотом, будто проверяя звучание фразы. К 13 годам Маэлор превратился из гадкого, немощного утенка в прекрасного лебедя. Он уже был юношей с холодной выправкой, редкой меткостью и знаниями, которые порой не встречались даже у наследников. Эльф не знал, что его ждёт дальше. Его мать поспешно скончалась во время родов, не в силах больше выплевывать наследников одного за другим. Без неё - некому было защищать белоснежного отрока в глазах строгого, жестокого отца. В 13 лет ему гордо объявили - ты отправляешься в Радикс Магна. Маэлор знал, что это значит - от него лишь хотели избавить, как от обузы. Но сделать он ничего, увы, не мог. Выходит, он так и не сможешь посетить охоту со своим отцом? Академия. Когда он ступил на чёрные каменные ступени Радикс Магна, столица уже погрузилась в вечерний туман. Башни академии, увитые мрачным плющом, поднимались над остальной застройкой, как каменные караулы. В огромных воротах его встретил молчаливый наставник в чёрной мантии. С этого дня Маэлор перестал быть сыном графа и стал Послушником, таким же, как и все остальные. Имя его записали в регистр, родословную - в архив, но обращаться к нему с особой снисходительностью перестали. С эльфом поступили так же, как со всеми: забрали личные вещи, оставив только серый форменный плащ, пару смен белья и тонкий железный ободок на палец — Кольцо послушника. Жизнь здесь была измерена по минутам. Подъём - на рассвете, в зале с каменным полом, где холод пробирал сквозь подошвы. Затем молитва о чистоте помыслов, общая проверка внешнего вида и готовности. Обучение же разбивалось на блоки: Богословие и догматика - разбор догматов, трактовка ересей; История; Боевые дисциплины - стрельба, фехтование, борьба, марш-броски в полном снаряжении; Азы письма и чтения. Вечером - обязательная отработка ошибок: если провинился утром, стоял на коленях в часовне, пока наставник не снимет наказание. Ночью - время для личной писанины, что бы не забыть, какого держать перо в руках. Маэлор быстро понял: здесь ценят не просто дружбу, а надёжность и верность. С другими послушниками он говорил мало, держался на расстоянии. Если кто-то просил объяснить сложный параграф, он делал это без лишних слов, но требовал, чтобы вопрос был чётким. Лишних разговоров мальчишка не терпел. Педантичность и врождённая склонность к порядку выделяли его. В казарме место Маэлора всегда было идеально заправлено, сапоги начищены, а оружие лежало под углом, установленным уставом. Даже наставники отмечали: он подходит к обучению так, как другие подходят к исполнению приговора - точно, без эмоций, без спешки и пререканий. Белая ворона Радикс Магна - он был одним из немногих среди горстки черни, кто идеально читал и писал. За это Маэлора не редко освобождали от некоторых скучных занятий, заставляя переписывать книги догмат и исполнять другую бумажную работу. А эльф был вовсе не против! На стрельбище он сразу оказался в числе лучших. Меткость, скорость стрельбы и порядок действий были настолько безупречны, что могли соревноваться с наставническими! Это вызывало не мало зависти ребятишек, которые то и дело строили белобрысому козни после занятий: превращали в пух и прах его записи, рабочее место или кровать. Через семь лет Маэлор окончил академию одним из лучших в теоретических дисциплинах и с безупречной репутацией по части порядка. Ему предложили путь витара — младшего агента, сопровождающего инквизиторов. На церемонии выпуска он получил Кольцо витара и право носить чёрный плащ с белой лентой на рукаве. Когда он в последний раз обернулся на башни Радикс Магна, он не испытывал ни радости, ни печали. Для него академия была не школой и не домом, а строгим, но логичным этапом. Теперь начиналась настоящая работа - в мире, где скверна жила не в книгах, а в реальности. Первая ступень. После церемонии выпуска он получил Кольцо витара и личное назначение - сопровождать опытного инквизитора, человека с лицом, изрезанным морщинами, и голосом, в котором каждая фраза звучала, словно приговор. Таким должен быть инквизитор? - Запомни, - сказал тот в первую же ночь, пока они ехали в повозке у кромки реки, - Витар - это глаза и уши инквизитора. Смотри, слушай, думай. Говори только тогда, когда тебя спросят. Впрочем, и без того молчаливый белобрысый паренек не испытывал потребности в общении с ворчливым инквизитором. Впервые за семь лет он оказался среди живого, хаотичного мира - шумных рынков, грязных дворов, резкого запаха дыма и людских тел. Всё это раздражало, но он быстро выстроил внутри себя привычный порядок: наблюдать, запоминать, раскладывать по полкам. Задания витара были скучны и, по всей видимости, однообразны. Слежка, скупые отчеты, сопровождения и зачистка - все под четким руководством вышестоящих чинов, без капли возможности проявить себя. Тут Маэлору так же выпала возможность отдавать себя писанине. Он документировал происшествия, вёл протоколы допросов и обеспечивал, чтобы все процедуры были соблюдены в точности. В своем отряде, да и далеко за его пределами, белый эльф получил славу меткого стрелка, знающего толк в деле инквизиции. Его дотошность, скрупулезность и почти что идеально выверенная точность в исполнении приказов делали Маэлора прекрасным кандидатом на повышение. За пять лет он заработал репутацию витара, чьи отчёты можно подавать в суд без правок, а выводы - считать окончательными. Его умение сочетать аналитическую точность с полевым опытом заметили в столице. В один из весенних дней он получил письмо с печатью от главы академии: назначение профессором в Радикс Магна. Теперь он должен был обучать новых послушников мастерству инквизитора. Это не было предложением - скорее, стало утверждением, которому Маэлор был несказанно рад. Это означало, что он мог вернуться в уютное помещение и вновь большую часть дня заниматься бумагами! В академии Маэлор сразу стал известен своей педантичностью. На его занятиях формулировки должны быть точными до слова. Он требовал от студентов не запоминать, а понимать - не терпел оправданий за ошибки, но и не прибегал к жестоким наказаниям. Маэлор стал суровым и самым молодым профессором в истории Радикс Магна. Вечером, когда зал пустел, он оставался один, разбирая бумаги и поправляя строки в чужих отчётах. В один из таких дней Маэлор встретил необычайного ученика, который изменит его жизнь и жизнь целой империи. Хотя, тогда он даже и учеником-то не был. Белобрыйсый эльф, глядя на заурядные результаты экзаменов очередного мальчишки-кандидата, был готов проститься с ним и отпустить его обратно домой. Все же - доступные места уже были расписаны под более способных претендентов. Однако, увиденные собственным глазами чудеса заставили Маэлора передумать о своем решении. Прощаясь с Зи - эльф лишь краем глаза заметил, как в пацана устремляется огрызок яблока. В него тут же вонзились остроконечные колья, заставляя Маэлора застыть и обернуться на разворачивающуюся перед ним сцену. Валиист? Довольно редкий дар в наши дни. Слегка помявшись на месте, беловласый профессор бросился вслед за рыболюдом, осторожно хватая его за плечо. - Зи, верно? Полагаю, у нас все же найдется местечко для вас. Пройдите со мной. Спустя многие года на кафедре эта история по-прежнему всплывала в голове Маэлора, а на лице появлялась тень слабой улыбки. Но, время шло, пора было двигаться дальше, а потому, захватив весь накопленный опыт - эльф отправился ещё выше по карьерной лестнице. Запрос перевести мужчину в инквизиторы был одобрен, и уже совсем скоро Маэлор вернулся на поле боя. Вторая ступень. Работа инквизитором была по-душе молодому белобрысому эльфу. Как инквизитор - Маэлор получил право возглавлять оперативные группы, мобилизовать паладинов, запрашивать любые ресурсы и требовать подчинения даже от мелкой знати. Его кабинет в инквизитории столицы домена был таким же аккуратным, как и в академии: на столе - ровные стопки дел, чернильницы одного цвета, печати, расположенные по размеру. Его стиль был медленным, но неотвратимым. Маэлор предпочитал собирать улики до тех пор, пока обвиняемый не оказывался в клетке, из которой нельзя было вырваться даже формально. Эльф умело внедрял агентов глубоко и надолго, получая нужные сведения об обстановке и успешно анализировал их. В работе инквизитором Маэлору хорошо помогал его теперь теперь уже давний знакомый - Зи, отныне являвшийся витаром по имени Лорвинд Андресон. Некогда растерянный мальчишка превратился в уверенного молодого парня, который прекрасно находил необходимые зацепки и подготавливал теоретическую почву для дальнейших расследований. Пробыв в его группе еще пару лет - Маэлор зарекомендовал своего подпеченного в инквизиторы, выпустив того из-под своего крыла. —— Почти век прошел с тех пор, как Маэлор стал инквизитором. Приказ за приказом и вновь новый приказ. Он пришёл в серой папке, запечатанной красным сургучом с печатью ординатора и содержал практически всего три слова: "Залив Эндра. Ересь. Лично". Деревня была крошечной, затерянной в трёх днях пути от Вельсмута, на окраине смешанных лесов и океана. По донесениям, деревня за деревней исчезали в этом регионе исчезали без следа, погребенные пучинами полчища чумных крыс. Маэлор прибыл к заливу под утро в сопровождении двух паладинов и целого отряда из витаров. К удивлению, был он там не единственным инквизитором - на поддержку заявился так же второй отряд, возглавляемый уже знакомым эльфу Лорвиндом Андерсоном. Как же часто судьба сводит их вместе! Туман тянулся между низкими избами, петухи молчали, а крестьяне, вышедшие на улицу, опускали глаза и спешно читали сбивчивые молитвы. Староста, дрожащий и заикающийся, указал на дом вдовы на краю деревни, у которой, по его словам, слышался шорох и писк чумного полчища. Паладины перекрыли улицу, начался обыск. Первых крыс удалось прикончить на месте, но все быстро переросло в настоящую бойню. Крик бегущих тварей созвал волну новых чумных крыс, что наводняли деревушку, словно безумная безудержная стихия. Бой разгорался кровопролитным массивом, но всё шло по отлаженной схеме, пока на другом конце улицы не раздался крик. Маэлор обернулся и увидел мужчину с луком, стоящего на крыльце соседнего дома. Тот дёрнул тетиву, и стрела ударила эльфу прямо в бедро, прошивая его насквозь. Удар вышиб дыхание, мир сжался до обжигающей боли, пока инквизитор пытался сориентироваться и не упасть в грязь. Паладины повалили стрелка, а он, стиснув зубы, опустился на колено, крича, что был не виноват. Похоже, ересь захватила его разум и лишь на секунду - охотник поддался своей ненависти и желаниям, выстрелил прямо в сердце, но промахнулся. Правосудие не ждало мужчину - подоспевший Лорвинд прикончил его на месте без какой либо жалости в глазах. Рыболюд не бросил и своего старого друга - Лорвинд спохватил его на плечо, приобнимая эльфа за талию, отправляясь к ближайшему лекарю. Рана была обеззаражена, боль стала тупой, но так и не ушла целиком. Вскоре вся деревня была очищена от крыс и скверны, а белобрысый эльф находился под надзором лекаря и второго инквизитора. Впрочем, пусть врач и сделал все, что мог - этого было совершенно недостаточно. Скоро Маэлор поймет - он больше не сможет ходить так, как раньше. Ныне хромой мужчина мог свободно перемещаться лишь недолго, все остальное время - вынужден был опираться на трость. Несколько месяцев тот продолжал работать в полевых условиях. Долгие марши и работа в доспехах вызывали тупую, изматывающую боль, а врачи инквизиции предупреждали, что в случае повторного повреждения сустав может вовсе полностью выйти из строя. Ординатор, не желая терять опытного инквизитора из-за "упрямства на службе", отозвал его в Радикс Магна и вновь назначил профессором. Возвращение в академию оказалось неожиданно ровным: Маэлор быстро снова вошёл в ритм преподавания, а послушники и витары ценили его за чёткие, жёсткие, но абсолютно выверенные уроки. Его методички становились образцами для внутренних архивов, а записи лекций - обязательными для новых потоков. Призрак Радикс Магна вновь блуждал по коридорам академии. Спустя десяток лет службы в академии, когда жизнь Маэлора уже текла в привычном ритме лекций, архивных проверок и строгих экзаменов, он вошёл в свой кабинет ранним утром. В комнате стоял приятный запах - холодный камень, бумага и свежесваренный кофе. Всё, как всегда, было на своих местах: перья выстроены по длине, стопки выровнены по краю стола. Лишь одно нарушало порядок - чужой свиток, лежащий в центре письменного стола, точно по линии его взгляда. Толстый кремовый пергамент был запечатан крупной красной печатью с рельефным символом, до боли знакомым каждому инквизитору. Воск ещё блестел, словно письмо только что оставили. Маэлор провёл пальцами по оттиску - работа личной канцелярии супримоса. Что могло понадобиться Лорвинду? Имя нового главы ордена уже гремело в Радикс Магна: для всех он был гением стратегии, человеком, на которого хотелось равняться, для Маэлора же рыболюд так и остался…первой и последней любовью. Он распечатал свёрток аккуратно, чтобы не повредить печать. Бумага была плотной, а почерк - уверенный, с лёгким наклоном, как у человека, привыкшего диктовать и лишь иногда писать собственноручно. Текст начинался удивительно тепло, почти дружески. В нем - суть. Предложение, выведенное без лишних слов: "Хочу, чтобы вы стали моим личным секретарём и консультантом при канцелярии Супримоса". Это была просьба, не приказ. Маэлор откинулся в кресле, держа письмо перед собой. Мысли шли цепочками - от осторожных вопросов до холодного расчёта: почему именно он, какие задачи ждут, что будет означать эта близость к вершине власти и к самому Лорвинду. Но одно было ясно сразу. Он не собирался отказываться. Впервые за многие годы он позволил себе тонкую, едва заметную улыбку. Алый взгляд мужчины скользит в сторону, падая на записку подоле письма. В ней указано неровным, беглым текстом: "Карета ждёт тебя снаружи, поживешь у меня пару дней". Сердце пропускает ход, пока лицо белоснежного эльфа покрывается трепетным алым румянцем. Чт-что это должно значить?! Не теряя ни минуты, Маэлор собирает свой портфель, выскальзывая из кабинета Радикс Магна навстречу новому будущему.