





Данные этого персонажа скрыты по желанию игрока. Чтобы разблокировать контент – введите пароль.
Здоровье
0
0
Скорость
0
0
Защита
0
Рез.
0
Ловкость
0
0
Сила
0
0
Восприятие
0
0
Выдержка
0
0
Смекалка
0
0
Харизма
0
0





+380
+1

+50
+1


+600
+3










+380
+1

+50
+1


+600
+3










+380
+1

+50
+1


+600
+3





Имя:
Боспарианна Аль-Кзаркс
Полное официальное имя: Боспарианна Зиохиль из дома Аль-Кзаркс, первая принцесса домена Песков. Сокращенное имя: Боспа. А также многочисленные псевдонимы и временные имена.
Раса:
-
Человек+эльф. Субраса: Нечестивая [ранее была Шахом, но после метаморфоз и становления нечестивой, потеряла способность вызывать духовного фамильяра, но он еще остался.. глубоко внутри]
Возраст:
25 лет
Явилась на свет в полдень великой пыльной бури 13 августа.
Роль:
Странствующий Лекарь
Настоящая суть: Новый Апостол Ереси, Клирик Ереси и Матерь Червей. Сословие: одна из наследных детей знатного дома Аль-Кзаркс, Первенец эленга града Аль-Харим и домена Песков, Зиохиля 12-го.

Династия:
Кзарксы

Династия:
Кзарксы
Внешность
Рост 184 см. Вес 105 кг (бидоны). Боспарианна — женщина, чья красота поражает даже тех, кто привык к излишествам императорского двора. Её тело словно выточено из живого мрамора: пышное, крепкое, женственное, но с грацией кошки и выправкой аристократки. Обольстительная дочь великой династии, чья внешность впитало в себя изящество разврата Аль-Кзарксов и соблазн рода Монтсерратов. Её рост около 184 см, осанка безупречна, движения грациозны, словно у танцовщицы и хищницы одновременно. Глаза, изначально золотые, после “метаморфоз” приняли для себя оттенок небес, синих кристаллов, пронизывающие до глубины души, как и губы, чувственные и пухлые, чуть насмешливые, всегда как будто о чём-то знающие. Когда она принимает свой истинный облик Апостола Ереси — Матери Червей, её нежная, почти ангельская внешность искажается в завораживающее и пугающее великолепие, обращенное к нечестивой, "новой" природе юной принцессы. Глаза — главный знак перемены: в этой форме они становятся глубокого оттенка гниющего золота или рубина, с размытыми зрачками, словно бесформенные спирали, затягивающие взгляд внутрь. ✧ Фигура Грудь: 14-й размер. Гигантская, фантастически полная, величественной формы словно созданная, чтобы бросать вызов законам гравитации. Она не скрывает её — напротив, подчёркивает, будь то корсет или туника на запах. Почти нечеловеческая полнота, гипнотизирующая, даже под узорчатым платьем из полупрозрачной ткани она кажется слишком дерзкой для простого взгляда, и в то же время завораживающей. Такие формы могли бы сломать спину обычной женщины, но Боспарианна носит их с магической лёгкостью, держа планку принцессы. Талия: тонкая, выразительная, с анатомической суженностью, которая подчёркивает её изящную осанку и форму песочных часов. Бёдра и ягодицы: широкие, округлые, крепкие, с мощной основой. Её походка подчёркнута мягкими качающимися движениями бёдер, грациозными, как у танцовщицы, но с царственной уверенностью. Ноги: длинные, мускулистые, но элегантные — с чуть полными бёдрами и стройными икрами, которые она охотно подчеркивает высокими сапогами или разрезами в платьях. Вот что о ней писали вельможи на церемониях, когда та была принцессой: “Она казалась воплощением мифа, забытым воплощением богини — высокой, грациозной, с царственной осанкой и кожей цвета слоновой кости, отливающей нежным светом. Её волосы — волны золота, словно солнечные нити, спадающие на плечи и обрамляющие лицо, в котором сочетались мягкость и недоступность. Ясные глаза пронзали взглядом, абсолютно чистым, но глубоким. А губы — соблазнительно очерченные, дышали теплом и внутренней силой.” Густые медовые локоны ниспадают каскадом, будто тёплые солнечные нити, оплетённые тремя белоснежными лилиями — они подчёркивают трогательную нежность её образа и отдают дань невинности, контрастируя с упругими формами тела. Каждый её изгиб играет на свету, словно тончайшая ткань одежд прозрачным узором обвивает её фигуру. Длинные ресницы густо ложатся тенью на слегка румяные щеки, делая взгляд одновременно задумчивым и манящим. Пухлые губы, сочные и мягкие, цвета спелой розы, чуть приоткрыты, будто готовые принять лёгкий шёпот морского бриза. Её взгляд тонок, но неудержим; в нём таится соблазн и мудрость, смешанная с лёгкой игривостью. ✧ Походка и поведение Она движется с дерзкой уверенностью, как женщина, знающая себе цену. Каждое движение кажется продуманным, но в то же время естественным, — будто она с рождения знает, как управлять вниманием.
Внешность
Рост 184 см. Вес 105 кг (бидоны). Боспарианна — женщина, чья красота поражает даже тех, кто привык к излишествам императорского двора. Её тело словно выточено из живого мрамора: пышное, крепкое, женственное, но с грацией кошки и выправкой аристократки. Обольстительная дочь великой династии, чья внешность впитало в себя изящество разврата Аль-Кзарксов и соблазн рода Монтсерратов. Её рост около 184 см, осанка безупречна, движения грациозны, словно у танцовщицы и хищницы одновременно. Глаза, изначально золотые, после “метаморфоз” приняли для себя оттенок небес, синих кристаллов, пронизывающие до глубины души, как и губы, чувственные и пухлые, чуть насмешливые, всегда как будто о чём-то знающие. Когда она принимает свой истинный облик Апостола Ереси — Матери Червей, её нежная, почти ангельская внешность искажается в завораживающее и пугающее великолепие, обращенное к нечестивой, "новой" природе юной принцессы. Глаза — главный знак перемены: в этой форме они становятся глубокого оттенка гниющего золота или рубина, с размытыми зрачками, словно бесформенные спирали, затягивающие взгляд внутрь. ✧ Фигура Грудь: 14-й размер. Гигантская, фантастически полная, величественной формы словно созданная, чтобы бросать вызов законам гравитации. Она не скрывает её — напротив, подчёркивает, будь то корсет или туника на запах. Почти нечеловеческая полнота, гипнотизирующая, даже под узорчатым платьем из полупрозрачной ткани она кажется слишком дерзкой для простого взгляда, и в то же время завораживающей. Такие формы могли бы сломать спину обычной женщины, но Боспарианна носит их с магической лёгкостью, держа планку принцессы. Талия: тонкая, выразительная, с анатомической суженностью, которая подчёркивает её изящную осанку и форму песочных часов. Бёдра и ягодицы: широкие, округлые, крепкие, с мощной основой. Её походка подчёркнута мягкими качающимися движениями бёдер, грациозными, как у танцовщицы, но с царственной уверенностью. Ноги: длинные, мускулистые, но элегантные — с чуть полными бёдрами и стройными икрами, которые она охотно подчеркивает высокими сапогами или разрезами в платьях. Вот что о ней писали вельможи на церемониях, когда та была принцессой: “Она казалась воплощением мифа, забытым воплощением богини — высокой, грациозной, с царственной осанкой и кожей цвета слоновой кости, отливающей нежным светом. Её волосы — волны золота, словно солнечные нити, спадающие на плечи и обрамляющие лицо, в котором сочетались мягкость и недоступность. Ясные глаза пронзали взглядом, абсолютно чистым, но глубоким. А губы — соблазнительно очерченные, дышали теплом и внутренней силой.” Густые медовые локоны ниспадают каскадом, будто тёплые солнечные нити, оплетённые тремя белоснежными лилиями — они подчёркивают трогательную нежность её образа и отдают дань невинности, контрастируя с упругими формами тела. Каждый её изгиб играет на свету, словно тончайшая ткань одежд прозрачным узором обвивает её фигуру. Длинные ресницы густо ложатся тенью на слегка румяные щеки, делая взгляд одновременно задумчивым и манящим. Пухлые губы, сочные и мягкие, цвета спелой розы, чуть приоткрыты, будто готовые принять лёгкий шёпот морского бриза. Её взгляд тонок, но неудержим; в нём таится соблазн и мудрость, смешанная с лёгкой игривостью. ✧ Походка и поведение Она движется с дерзкой уверенностью, как женщина, знающая себе цену. Каждое движение кажется продуманным, но в то же время естественным, — будто она с рождения знает, как управлять вниманием.
Характер
Забытая баллада, что начинается тихо, почти нежно, словно шелест листьев над колыбелью, а заканчивается в клочьях бурь и рвущего душу хора. Она — дочь великого дома, последний отблеск золота в пепле разрушенного дворца, лекарка и ведьма, странствующая в изгнании. Она — создательница червей скверны, и в этом её рок. В ней живёт странная гармония и доброта, болезненно стремящаяся к служению, и мрак, как яд, прячущийся под нежной кожей. Темперамент: Она внешне спокойна, даже ласкова. Речь её мелодична, жесты — точны, как движения натренированного хирурга. Но внутри беспокойный водоворот, страсть, похожая на жажду, горит неугасимо. Сострадание у неё не мягкое, а жгучее, безжалостное: она спасёт тебя, даже если ты умрёшь от боли в этом процессе. В этом её трагедия — помогая, она рушит. Любя — калечит. Идеалы и мечты: Когда-то мечтала стать целительницей при дворе, вылечить свою сестру-колясочницу Голдану и построить убежище для «сломанных душ». Но смерть принцессы Голданы — её личный ад, обращенная мечта обратилась невыносимым призраком. Теперь она не мечтает, а ищет искупление. Или карает себя постоянной заботой о чужих болях, в попытке унять свою. Хобби и привычки: Ночью она иногда разговаривает с червями, шепчет им всякое. В чужих домах всегда разглядывает зеркала, боясь увидеть в отражении не себя, а кого-то иного. Потребности и страхи: Она боится остаться одна — по-настоящему. Она нуждается в прикосновении, но боится, что любой контакт пробудит ту самую «другую Боспарианну» — мстительную, чувственную, разрушительную. Она боится любви. Любовь для неё — это возможность предательства. Но всё равно, отчаянно жаждет её. Сексуальность: Её тело — не просто плоть, а инструмент тончайшей, опасной энергии. Она чувствует людей — кожей, запахом, голосом. После пыток инквизиции она стала ассоциировать боль с очищением, страсть с искуплением. Она не разделяет телесную близость и духовную: они у неё едины, и в этом — опасность для тех, кто в неё влюбляется. Она может быть ласковой, как богиня, и безумной, как ведьма. Часто это происходит одновременно. Философские взгляды: Для неё мир — поле страдания, где исцеление возможно лишь через крайности. Она верит, что зло — это не противоположность добра, а его изнанка. И что, быть может, спасение придёт не с небес, а из глубин. Скверна — лишь один из путей “понимания мироздания”, а потому ей ведомы таинства Ереса, о которых не смеют вещать миряне в суеверном ужасе. Политические взгляды: Выросшая в роскоши и предательстве, она ненавидит дворянство, но знает, что кровь дворца течёт в её венах. Её презрение к власти соседствует с врождённой способностью повелевать. Она мечется между бунтом и тягой к трону, как между отвращением и вожделением. Психические отклонения: Боспарианна страдает посттравматическим расстройством, разладом личности и эмоциональными всплесками, влекущими за собой как спасение, так и разрушение. Она подвержена диссоциации: временами уходит в себя настолько глубоко, что забывает, кто она.
Характер
Забытая баллада, что начинается тихо, почти нежно, словно шелест листьев над колыбелью, а заканчивается в клочьях бурь и рвущего душу хора. Она — дочь великого дома, последний отблеск золота в пепле разрушенного дворца, лекарка и ведьма, странствующая в изгнании. Она — создательница червей скверны, и в этом её рок. В ней живёт странная гармония и доброта, болезненно стремящаяся к служению, и мрак, как яд, прячущийся под нежной кожей. Темперамент: Она внешне спокойна, даже ласкова. Речь её мелодична, жесты — точны, как движения натренированного хирурга. Но внутри беспокойный водоворот, страсть, похожая на жажду, горит неугасимо. Сострадание у неё не мягкое, а жгучее, безжалостное: она спасёт тебя, даже если ты умрёшь от боли в этом процессе. В этом её трагедия — помогая, она рушит. Любя — калечит. Идеалы и мечты: Когда-то мечтала стать целительницей при дворе, вылечить свою сестру-колясочницу Голдану и построить убежище для «сломанных душ». Но смерть принцессы Голданы — её личный ад, обращенная мечта обратилась невыносимым призраком. Теперь она не мечтает, а ищет искупление. Или карает себя постоянной заботой о чужих болях, в попытке унять свою. Хобби и привычки: Ночью она иногда разговаривает с червями, шепчет им всякое. В чужих домах всегда разглядывает зеркала, боясь увидеть в отражении не себя, а кого-то иного. Потребности и страхи: Она боится остаться одна — по-настоящему. Она нуждается в прикосновении, но боится, что любой контакт пробудит ту самую «другую Боспарианну» — мстительную, чувственную, разрушительную. Она боится любви. Любовь для неё — это возможность предательства. Но всё равно, отчаянно жаждет её. Сексуальность: Её тело — не просто плоть, а инструмент тончайшей, опасной энергии. Она чувствует людей — кожей, запахом, голосом. После пыток инквизиции она стала ассоциировать боль с очищением, страсть с искуплением. Она не разделяет телесную близость и духовную: они у неё едины, и в этом — опасность для тех, кто в неё влюбляется. Она может быть ласковой, как богиня, и безумной, как ведьма. Часто это происходит одновременно. Философские взгляды: Для неё мир — поле страдания, где исцеление возможно лишь через крайности. Она верит, что зло — это не противоположность добра, а его изнанка. И что, быть может, спасение придёт не с небес, а из глубин. Скверна — лишь один из путей “понимания мироздания”, а потому ей ведомы таинства Ереса, о которых не смеют вещать миряне в суеверном ужасе. Политические взгляды: Выросшая в роскоши и предательстве, она ненавидит дворянство, но знает, что кровь дворца течёт в её венах. Её презрение к власти соседствует с врождённой способностью повелевать. Она мечется между бунтом и тягой к трону, как между отвращением и вожделением. Психические отклонения: Боспарианна страдает посттравматическим расстройством, разладом личности и эмоциональными всплесками, влекущими за собой как спасение, так и разрушение. Она подвержена диссоциации: временами уходит в себя настолько глубоко, что забывает, кто она.
Биография
Судьба Боспарианны есть путь свечи, чьё пламя трепещет на ветру, но не гаснет, пока сама свеча не обратится в прах. Рождённая во чреве греха, но с душой света, она стала для всего Домена Песков воплощением невозможного соединения: благородства и безумия, веры и крамолы, исцеления и разрушения. Боспарианна Аль-Кзаркс, старшая дочь Зиохиля XII, эленга Песков, появилась на свет в полдень великой пыльной бури, когда даже небеса, казалось, отвращали взор от этого мира. Народ шептал: «Рождённая от клятвы, что никогда не должна была быть дана». Слухи, будто её матерью была не жена эленга, а его собственная мать — печально прославленная Гризельда Монтсеррат, звучали как проклятье, облечённое в жемчужную ткань королевских мантий. Никто не осмеливался спросить в лицо. А кто осмеливался — исчезал. Боспа, как её ласково звали в детстве, росла в роскоши, но без тепла. Дворец Аль-Харима, сияющий как мираж на барханах времени, не знал любви, лишь блеск, интригу и власть. Но в самой девочке горело нечто иное. С юных лет её тянуло к странному, хрупкому, но безмерно важному, к жизни как таковой. Не к трибуне, не к трону, не к славе, но к живому сердцу мира — к той дрожи, что звучит в дыхании умирающего, в последнем взгляде слепого ребёнка, в плаче матери над телом младенца. Её взгляд был всегда чуть в сторону, её улыбка не к придворным, а к уличным певчим, её шаг не к тронному залу, а к тенистым улочкам, где жили настоящие люди. Ибо Боспа была Шахом, дитём великой крови, особой субрасы Вальна, чьё происхождение ведёт к древнему Шахану, породившему свой род, объединившись не с женщиной, но с воплощением собственной души. И так было предначертано, что в час пробуждения духа, каждому Шаху даруется Джинн: его духовный отражатель её внутреннего я, спутник и страж. Принцесса мечты, таковой её величали барды, ну а как иначе то? Сияющая кожа, будто мрамор под лунным светом, глаза цвета раскалённого золота и сердце, что, казалось, принадлежало не её миру. Боспа любила ездить верхом на гигантских ездовых жуках пустыни, читать трактаты по анатомии и философии, варить редкие зелья и беседовать с торговцами, простолюдинами, слепыми старухами. Дар клирики пробудился в ней, как родниковая вода в расселине скалы. Алая кровь с золотым отливом — признак чистоты и божественного помазания — текла в её венах. Местные жрецы хотели бы забрать её к себе, сделать святыней церкви, иконою храма. Но дочь Эленга — не игрушка для епископов. И потому Боспа училась на дому, в пыльных библиотеках дворца, и подле Ниалоты — чужеземки, бывшей рабыни, а ныне мудрейшей клирицы. Годы шли. Один за другим рождались братья и сёстры: Шахан, будущий наследник, красивый и благородный, но с лицом без улыбки; Ирина являлась мечтательницей, которая верила, что рабы тоже люди; Клавикус же пылкий и яркий, но сломленный собственными неудачами; Голдана и вовсе больная с рождения, прикованная к коляске, чья жизнь была как свеча без огня; и Элеонора, самая младшая, красивая и жестокая в стремлении быть замеченной. Но именно Голдана стала тем сердцем, вокруг которого вращалась душа Боспарианны. Ради неё, ради её улыбки, дыхания, крошечного "спасибо" Боспа посвятила себя медицине. Она ушла из дворца в восемнадцать лет, сбежав на заре, без кареты, без охраны. Так началась её одиссея, странствие через мир, полный монстров и всяких озабоченных мразей. Под именем «Боспа из Аль-Харима» она прошла Вальн — лечила, училась, любила. В пустынях, в лесах и болотах, на ледяных равнинах её знали как святую без храма. Легенды росли, как плющ: “Спасла деревню от морока”, “Изгнала змея из младенца”, “Оживила мёртвого”. Но свет всегда притягивает тень. На севере, в забытом богами посёлке, она встретила мальчика, в чьем черепе жил Червь, не просто паразит, необычный лунный червь, мутант, искажённое чудо, пропитанное Скверной, но лишь немного. Не убивающий, но живущий в симбиозе. Там, впервые, Боспа нарушила свой клятвенный обет. Она провела вскрытие. Она искала знание в чреве ужаса, и отыскала способ исцелить, но не знала, как именно. Не хватало знаний. Боспа погрузилась в эксперименты, забыв сон, пищу, чувства. Она смешивала кровь монстров, чужеродные реагенты с плотью людей, вводила эмбрионы в тела обречённых пленников, насаживала проклятые семена в живые органы, а затем наблюдала с торжествующей холодностью, как изнутри вспучивается новая жизнь. Черви. Сначала жалкие, неспособные выжить. Затем.. более устойчивые. Умные. Голодные. Но одного она не ожидала: когда черви начали искать в ней матери. Они тянулись к ней, ползли к её телу, врастали в её кожу, прятались в её плоти. Один внедрился в её грудь — маленький, как пиявка. Но она не убила его. Она позволила. Потому что исследование требовало жертвы. Она выносила в себе первых червей. Один в животе, словно дитя. Один — под ребрами, обвивая сердце. Они не убивали её, потому что она — мать. И скверна в ней уже горела, разрастаясь как родовая кровь. Она стала сосудом. Колыбелью. Порой, среди ночи, она слышала их голоса внутри себя. Не словами — импульсами. Уроками. Шепотом Знания. Но и боли. Контролировать их было невозможно. Это дало ей преимущество: не власть, но... договор. Нужны знания. Позднее её путь привёл в Домелот, где древний механизм, ангел Серафим, разрывал город в клочья. В тех событиях Боспа обрела союзников и утратила последнюю иллюзию. Ангел, древний как звёзды, похитил её подругу-инженера и унёс к пирамиде Кзарксов, к самой тьме рода. Там, в подземных залах, запечатанных ещё до рождества империй, Боспа, сражаясь бок о бок с авантюристами и инквизиторами, раскрыла тайну Зеркала. Оно не отражало — оно заключало. В нём томилась Ведьма — Апостол Ереси, и тьма, что хранила знания, запретные и древние. Джинн Боспы пожертвовал собой, чтобы остановить её. Но ведьма не умерла. Она стала частью души Боспы, слившись с сущностью джинна. И Боспа пробудилась — не святой, не ведьмой, но новой сущностью. Настоящая Мать Червей. Возвратившись домой, она принесла знание — не как гостья, а как мессианка. Она верила, что Скверна может лечить. Она принесла червей в дар. Пир в её честь обернулся трагедией: Шахан... мёртв. Ирина... мертва, с нерождённым младенцем. Голдана... не спасена, но растерзана. Кошмар сбылся. Боспа сломалась. Или стала собою впервые. Инквизитор Соломон Слейтер остановил её, ценой всего. Герой Инквизиции. Боспу пленили. Инквизиция не сожгла её. Они жаждали знаний. По бумагам — умерла. В действительности же увезена в Валион, столицу Империи, в корни самого мирового древа, Гуарлен. Там, в заточении, её пытали и изучали. В тени ветвей, что хранят память веков, мать червей шепчет: "Боль есть тоже форма любви." Она больше не Боспарианна. Она — Протокровь. Она — Мать Червей. Она — Грех, что желал спасти. Она — надежда, облечённая в ересь. Боспу увезли в Валион, сердце Империи, Матерь червей редкий и уникальный трофей. Там, под кронами Гуарлена — живого древа, что шепчет проклятия с листвы, и её приковали к живым цепям, впивавшимся в кожу, словно языки вожделения самих богов. Инквизиторы не просто пытали её, нет, они наслаждались этим. Её тело, выточенное годами и пирующее жизненной силой, манило их. Она была для них не женщиной, но сосудом, святотатственным и прекрасным. Их пытки были почти интимными: длинные прикосновения раскалённого железа, шепот молитв на ухо, когда её загоняли в транс, прикованные к черепной диадеме, вырывающей образы из подсознания. Один из них, по прозвищу Благостный Отче, каждую ночь гладил её волосы, нашёптывая, как "разложение рождает плодородие", и что она —"Дева нового цикла". Но она не сломалась. Она наблюдала. Запоминала. Слушала голос внутри. Червь. Шепчущий ей. Утешающий. Возбуждающий. Когда её перевозили в глубинную лабораторию, где жрецы-вивисекторы собирались вскрыть её матку, чтобы "изучить, как зарождается ересь", появился таинственный незнакомец. Он вырвал её из цепей с грацией любовника, а не воина, представившись представителем некоей “Гидры”, преступной организации, у которой были на неё виды. Он открыл ей портал, дабы та сбежала, но слишком поздно, чтобы убежал он сам. Его голову пронзило копьё. Но, когда он умирал, он не стонал, он смотрел на неё, тяжело дыша, словно получая высшее удовольствие. И Боспа бежала. Неделями она пряталась в лесах, раздетая, как на исповеди. Её тело, покрытое татуировками — рунами защиты и вожделения, стонало от холода, но черви согревали. Они ласкали её изнутри, напоминая: ты жива. Ты желаема. Ты новая заповедь. Позже она взяла новое имя. Отрезала свои платиновые косы. На себя глядела, как на товар. Впервые. Без стыда. В ней был огонь. Но пахла она тёплой гнилью. Медом, смешанным с влажной землёй. В деревне её приняли, как диковину. Сразу предложили работу, конечно же, дояркой. В молочном кафе, куда приходили не за молоком. Местные мужчины подолгу задерживали взгляд на её изгибах, когда она наклонялась к ведру. Молоко после неё было... тягучее. Кремовое. Вкуса нездешнего. Говорили, что оно лечит бессилие, плодит желания, и вызывает сны, где она — то повелительница, то кормилица, то чудовище. Она продавала ласку, любовь и давала довольствие плоти, дабы излечить их недуги самым естественным образом. Собрав приличную заначку: из вздохов, слёз, злата и болезней, а также из того, что накопила за прошлые 6 лет путешествий по Вальну. Прикупила всё: посох с резьбой в виде обвитых тел, телегу с таинственными зельями, коня цвета воронов, и платье из ткани, шепчущей при ходьбе. И пошла по дорогам. Её знали как Ту, Что Лечит Губами, Она меняла имена, маски, походки. Но всегда была одна. Никто не мог забыть, как пахнет её пот. Она боялась инквизиции. И не зря. Ведь она — не человек. Она — обольщение в форме женщины. Матерь Червей. Апостолка телесной ереси. Та, что излечивает не только тело... ...но и стирает волю. Её поцелуй — как начало гниения. А её ласка — как новое рождение.
Биография
Судьба Боспарианны есть путь свечи, чьё пламя трепещет на ветру, но не гаснет, пока сама свеча не обратится в прах. Рождённая во чреве греха, но с душой света, она стала для всего Домена Песков воплощением невозможного соединения: благородства и безумия, веры и крамолы, исцеления и разрушения. Боспарианна Аль-Кзаркс, старшая дочь Зиохиля XII, эленга Песков, появилась на свет в полдень великой пыльной бури, когда даже небеса, казалось, отвращали взор от этого мира. Народ шептал: «Рождённая от клятвы, что никогда не должна была быть дана». Слухи, будто её матерью была не жена эленга, а его собственная мать — печально прославленная Гризельда Монтсеррат, звучали как проклятье, облечённое в жемчужную ткань королевских мантий. Никто не осмеливался спросить в лицо. А кто осмеливался — исчезал. Боспа, как её ласково звали в детстве, росла в роскоши, но без тепла. Дворец Аль-Харима, сияющий как мираж на барханах времени, не знал любви, лишь блеск, интригу и власть. Но в самой девочке горело нечто иное. С юных лет её тянуло к странному, хрупкому, но безмерно важному, к жизни как таковой. Не к трибуне, не к трону, не к славе, но к живому сердцу мира — к той дрожи, что звучит в дыхании умирающего, в последнем взгляде слепого ребёнка, в плаче матери над телом младенца. Её взгляд был всегда чуть в сторону, её улыбка не к придворным, а к уличным певчим, её шаг не к тронному залу, а к тенистым улочкам, где жили настоящие люди. Ибо Боспа была Шахом, дитём великой крови, особой субрасы Вальна, чьё происхождение ведёт к древнему Шахану, породившему свой род, объединившись не с женщиной, но с воплощением собственной души. И так было предначертано, что в час пробуждения духа, каждому Шаху даруется Джинн: его духовный отражатель её внутреннего я, спутник и страж. Принцесса мечты, таковой её величали барды, ну а как иначе то? Сияющая кожа, будто мрамор под лунным светом, глаза цвета раскалённого золота и сердце, что, казалось, принадлежало не её миру. Боспа любила ездить верхом на гигантских ездовых жуках пустыни, читать трактаты по анатомии и философии, варить редкие зелья и беседовать с торговцами, простолюдинами, слепыми старухами. Дар клирики пробудился в ней, как родниковая вода в расселине скалы. Алая кровь с золотым отливом — признак чистоты и божественного помазания — текла в её венах. Местные жрецы хотели бы забрать её к себе, сделать святыней церкви, иконою храма. Но дочь Эленга — не игрушка для епископов. И потому Боспа училась на дому, в пыльных библиотеках дворца, и подле Ниалоты — чужеземки, бывшей рабыни, а ныне мудрейшей клирицы. Годы шли. Один за другим рождались братья и сёстры: Шахан, будущий наследник, красивый и благородный, но с лицом без улыбки; Ирина являлась мечтательницей, которая верила, что рабы тоже люди; Клавикус же пылкий и яркий, но сломленный собственными неудачами; Голдана и вовсе больная с рождения, прикованная к коляске, чья жизнь была как свеча без огня; и Элеонора, самая младшая, красивая и жестокая в стремлении быть замеченной. Но именно Голдана стала тем сердцем, вокруг которого вращалась душа Боспарианны. Ради неё, ради её улыбки, дыхания, крошечного "спасибо" Боспа посвятила себя медицине. Она ушла из дворца в восемнадцать лет, сбежав на заре, без кареты, без охраны. Так началась её одиссея, странствие через мир, полный монстров и всяких озабоченных мразей. Под именем «Боспа из Аль-Харима» она прошла Вальн — лечила, училась, любила. В пустынях, в лесах и болотах, на ледяных равнинах её знали как святую без храма. Легенды росли, как плющ: “Спасла деревню от морока”, “Изгнала змея из младенца”, “Оживила мёртвого”. Но свет всегда притягивает тень. На севере, в забытом богами посёлке, она встретила мальчика, в чьем черепе жил Червь, не просто паразит, необычный лунный червь, мутант, искажённое чудо, пропитанное Скверной, но лишь немного. Не убивающий, но живущий в симбиозе. Там, впервые, Боспа нарушила свой клятвенный обет. Она провела вскрытие. Она искала знание в чреве ужаса, и отыскала способ исцелить, но не знала, как именно. Не хватало знаний. Боспа погрузилась в эксперименты, забыв сон, пищу, чувства. Она смешивала кровь монстров, чужеродные реагенты с плотью людей, вводила эмбрионы в тела обречённых пленников, насаживала проклятые семена в живые органы, а затем наблюдала с торжествующей холодностью, как изнутри вспучивается новая жизнь. Черви. Сначала жалкие, неспособные выжить. Затем.. более устойчивые. Умные. Голодные. Но одного она не ожидала: когда черви начали искать в ней матери. Они тянулись к ней, ползли к её телу, врастали в её кожу, прятались в её плоти. Один внедрился в её грудь — маленький, как пиявка. Но она не убила его. Она позволила. Потому что исследование требовало жертвы. Она выносила в себе первых червей. Один в животе, словно дитя. Один — под ребрами, обвивая сердце. Они не убивали её, потому что она — мать. И скверна в ней уже горела, разрастаясь как родовая кровь. Она стала сосудом. Колыбелью. Порой, среди ночи, она слышала их голоса внутри себя. Не словами — импульсами. Уроками. Шепотом Знания. Но и боли. Контролировать их было невозможно. Это дало ей преимущество: не власть, но... договор. Нужны знания. Позднее её путь привёл в Домелот, где древний механизм, ангел Серафим, разрывал город в клочья. В тех событиях Боспа обрела союзников и утратила последнюю иллюзию. Ангел, древний как звёзды, похитил её подругу-инженера и унёс к пирамиде Кзарксов, к самой тьме рода. Там, в подземных залах, запечатанных ещё до рождества империй, Боспа, сражаясь бок о бок с авантюристами и инквизиторами, раскрыла тайну Зеркала. Оно не отражало — оно заключало. В нём томилась Ведьма — Апостол Ереси, и тьма, что хранила знания, запретные и древние. Джинн Боспы пожертвовал собой, чтобы остановить её. Но ведьма не умерла. Она стала частью души Боспы, слившись с сущностью джинна. И Боспа пробудилась — не святой, не ведьмой, но новой сущностью. Настоящая Мать Червей. Возвратившись домой, она принесла знание — не как гостья, а как мессианка. Она верила, что Скверна может лечить. Она принесла червей в дар. Пир в её честь обернулся трагедией: Шахан... мёртв. Ирина... мертва, с нерождённым младенцем. Голдана... не спасена, но растерзана. Кошмар сбылся. Боспа сломалась. Или стала собою впервые. Инквизитор Соломон Слейтер остановил её, ценой всего. Герой Инквизиции. Боспу пленили. Инквизиция не сожгла её. Они жаждали знаний. По бумагам — умерла. В действительности же увезена в Валион, столицу Империи, в корни самого мирового древа, Гуарлен. Там, в заточении, её пытали и изучали. В тени ветвей, что хранят память веков, мать червей шепчет: "Боль есть тоже форма любви." Она больше не Боспарианна. Она — Протокровь. Она — Мать Червей. Она — Грех, что желал спасти. Она — надежда, облечённая в ересь. Боспу увезли в Валион, сердце Империи, Матерь червей редкий и уникальный трофей. Там, под кронами Гуарлена — живого древа, что шепчет проклятия с листвы, и её приковали к живым цепям, впивавшимся в кожу, словно языки вожделения самих богов. Инквизиторы не просто пытали её, нет, они наслаждались этим. Её тело, выточенное годами и пирующее жизненной силой, манило их. Она была для них не женщиной, но сосудом, святотатственным и прекрасным. Их пытки были почти интимными: длинные прикосновения раскалённого железа, шепот молитв на ухо, когда её загоняли в транс, прикованные к черепной диадеме, вырывающей образы из подсознания. Один из них, по прозвищу Благостный Отче, каждую ночь гладил её волосы, нашёптывая, как "разложение рождает плодородие", и что она —"Дева нового цикла". Но она не сломалась. Она наблюдала. Запоминала. Слушала голос внутри. Червь. Шепчущий ей. Утешающий. Возбуждающий. Когда её перевозили в глубинную лабораторию, где жрецы-вивисекторы собирались вскрыть её матку, чтобы "изучить, как зарождается ересь", появился таинственный незнакомец. Он вырвал её из цепей с грацией любовника, а не воина, представившись представителем некоей “Гидры”, преступной организации, у которой были на неё виды. Он открыл ей портал, дабы та сбежала, но слишком поздно, чтобы убежал он сам. Его голову пронзило копьё. Но, когда он умирал, он не стонал, он смотрел на неё, тяжело дыша, словно получая высшее удовольствие. И Боспа бежала. Неделями она пряталась в лесах, раздетая, как на исповеди. Её тело, покрытое татуировками — рунами защиты и вожделения, стонало от холода, но черви согревали. Они ласкали её изнутри, напоминая: ты жива. Ты желаема. Ты новая заповедь. Позже она взяла новое имя. Отрезала свои платиновые косы. На себя глядела, как на товар. Впервые. Без стыда. В ней был огонь. Но пахла она тёплой гнилью. Медом, смешанным с влажной землёй. В деревне её приняли, как диковину. Сразу предложили работу, конечно же, дояркой. В молочном кафе, куда приходили не за молоком. Местные мужчины подолгу задерживали взгляд на её изгибах, когда она наклонялась к ведру. Молоко после неё было... тягучее. Кремовое. Вкуса нездешнего. Говорили, что оно лечит бессилие, плодит желания, и вызывает сны, где она — то повелительница, то кормилица, то чудовище. Она продавала ласку, любовь и давала довольствие плоти, дабы излечить их недуги самым естественным образом. Собрав приличную заначку: из вздохов, слёз, злата и болезней, а также из того, что накопила за прошлые 6 лет путешествий по Вальну. Прикупила всё: посох с резьбой в виде обвитых тел, телегу с таинственными зельями, коня цвета воронов, и платье из ткани, шепчущей при ходьбе. И пошла по дорогам. Её знали как Ту, Что Лечит Губами, Она меняла имена, маски, походки. Но всегда была одна. Никто не мог забыть, как пахнет её пот. Она боялась инквизиции. И не зря. Ведь она — не человек. Она — обольщение в форме женщины. Матерь Червей. Апостолка телесной ереси. Та, что излечивает не только тело... ...но и стирает волю. Её поцелуй — как начало гниения. А её ласка — как новое рождение.
Умения
✨ Деловитость: Любой человек знает себе цену, ведь этот мир – это его мир. При получении награды можно повысить на 10% кол-во крон, очков умений или атрибутов, - что-то одно на выбор.
✨ Деловитость: Любой человек знает себе цену, ведь этот мир – это его мир. При получении награды можно повысить на 10% кол-во крон, очков умений или атрибутов, - что-то одно на выбор.
Клирика
(
7000
)
легенда
Впитав без остатка дух и плоть Апостола Ереси, она стала сосудом Знания, в котором бродят мертвые молитвы, превращаясь в живые заклятия — греховные, как поцелуй на алтаре душ.
Врачевание
(
2000
)
эксперт
Её руки — не просто целительские: они скользят по телу, как любовник перед рассветом, зная, где пульс трепещет от страха или желания; она вскрывает боль, будто рубашку на чьей-то груди, и зашивает шрамы, оставляя их красивыми.
Алхимия
(
1000
)
профи
В её вещах зреют яды, что пахнут ладаном, и зелья, что опьяняют сильнее вина; говорят, она однажды заварила чай, от которого мужчина забыл своё имя.
Травничество
(
500
)
профи
Она собирает травы на рассвете, босая и полуобнажённая в росе; шепчет им на древнем языке губами, ещё горячими после ночи.
Кулинария
(
500
)
профи
Её блюда пахнут, как постель после греха: она варит похоть в меду, жарит стыд в специях и подаёт его на алтаре из плотских желаний.
Владение зубчатым хлыстом
(
1500
)
эксперт
Хлыст в её руке есть язык желания: он жалит, как фраза, сказанная шёпотом у уха, и ласкает, как ногти по спине; она ведёт бой так, будто соблазняет, и каждый удар — это удар сердца, в такт боли и наслаждению.
Дойка (естественный навык) С её груди — полной, тугой, благословлённой 14-м размером, — молоко струится ежедневно. Она сцеживает его томно, почти ритуально: то для зелий, то для готовки, то для утоления жажды, то просто, чтобы облегчить плоть, вечно налитую и пульсирующую в ожидании рук — своих или чужих. Мать Червей (Апостол Ереси)— извращённая владычица знаний Ереса, создательница Червей Скверны, которых она вынашивала в себе, кормила соками жизни и наполняла запретной силой. Она способна управлять ими, словно продолжением собственного тела: выпускать их роем из-под кожи, обвивать врагов кольцами скользкой плоти, создавать из них вихри и смерчи, что разъедают плоть и душу. Её черви живут, шепчут, вьют гнёзда в костях и земле — она слышит их голос, потому что МАТЬ ЕЩЕ ЖИВА!
Жилище

Жилище Боспы — скромный, невзрачный на вид Фургон, запряжённый одним белым скакуном с мохнатыми ногами и выцветшей сбруёй. Снаружи оно кажется обыденной: обвисший парусиновый тент, старое дерево, обвязанное верёвками, несколько амулетов от дурного глаза — всё как у странствующей целительницы или мелкой травницы. Но внутри — аккуратный, продуманный до мелочей порядок. Небольшая алхимическая лаборатория занимает почти всё пространство. Полки, утрамбованные склянками, сушёными травами, костями редких существ и пузырьками с яркими жидкостями, обрамляют узкий проход. Кровати там нет — места попросту не хватает. Спать приходится на земле, в палатке или у костра. Но сам Фургон — как улей: тихий, теплый, и в ней всегда витает аромат масла, серы, корицы и меди.

Жилище Боспы — скромный, невзрачный на вид Фургон, запряжённый одним белым скакуном с мохнатыми ногами и выцветшей сбруёй. Снаружи оно кажется обыденной: обвисший парусиновый тент, старое дерево, обвязанное верёвками, несколько амулетов от дурного глаза — всё как у странствующей целительницы или мелкой травницы. Но внутри — аккуратный, продуманный до мелочей порядок. Небольшая алхимическая лаборатория занимает почти всё пространство. Полки, утрамбованные склянками, сушёными травами, костями редких существ и пузырьками с яркими жидкостями, обрамляют узкий проход. Кровати там нет — места попросту не хватает. Спать приходится на земле, в палатке или у костра. Но сам Фургон — как улей: тихий, теплый, и в ней всегда витает аромат масла, серы, корицы и меди.

Жилище Боспы — скромный, невзрачный на вид Фургон, запряжённый одним белым скакуном с мохнатыми ногами и выцветшей сбруёй. Снаружи оно кажется обыденной: обвисший парусиновый тент, старое дерево, обвязанное верёвками, несколько амулетов от дурного глаза — всё как у странствующей целительницы или мелкой травницы. Но внутри — аккуратный, продуманный до мелочей порядок. Небольшая алхимическая лаборатория занимает почти всё пространство. Полки, утрамбованные склянками, сушёными травами, костями редких существ и пузырьками с яркими жидкостями, обрамляют узкий проход. Кровати там нет — места попросту не хватает. Спать приходится на земле, в палатке или у костра. Но сам Фургон — как улей: тихий, теплый, и в ней всегда витает аромат масла, серы, корицы и меди.
Найти…
Найти…