Лавиния Кроу

Рост: 181 см. Вес 68 кг. Её тело словно вытянуто временем: узкие плечи, тонкая, хрупкая на вид талия, длинные руки и ноги, стройные, точные в движении. Женственность в ней не в жеманности, а в линиях: в походке, плавной, легкой, пружинистой, как у кошки, в мягком изгибе шеи, в осанке, будто выточенной из стали. Она держится прямо, с достоинством и безмолвным вызовом, не способная склониться ни перед смертью, ни перед тем, что последовало за ней. Черты лица точёные, почти излишне правильные, но лишённые мягкости. Подбородок острый, будто вырезанный, скулы высокие, подчёркнутые, а под ними, тень запавших щёк. Нос прямой, c лёгким изгибом, что придаёт ему дерзость. Только глаза рушат всю выдержку: тусклые и как две свечи за ртутным стеклом, янтарные, они не отражают свет, но впитывают его. Смотреть в них — значит ощущать тягучее знание того, что, ждет всех живых, от которого не отмахнуться. И это знание пугает сильнее, чем злоба. Кожа цвета старой слоновой кости с лиловатым холодным отливом, сухая, почти фарфоровая. Вены проступают в изгибах запястий и под скулами, выдавая иллюзию жизни. Волосы тяжёлые, прямые, цвета воронова крыла, с фиолетовым отблеском, собраны, как правило, очень аккуратно, но всегда находятся пряди, что выбиваясь, падают на лицо. Но всё разрушается, стоит взгляду соскользнуть ниже. В обеих щеках рассечённые поперёк глубокие шрамы, словно кто-то когда-то пытался растянуть, разорвать её рот до ушей. Сквозь эти надрывы видны острые клыки, часть её новой плоти. Лицо натянуто, как старая кожа на каркасе, и губы из-за этого всегда чуть приоткрыты, как у того, кто хочет вдохнуть, но уже не может. Язык — чуть длиннее, чем у человека, заострённый, черный, как шёлковая лента. Кровь, или то, что циркулирует в теле нетленной, — вязкая, густая, подобна нефтяной плёнке или смоле, словно сама ночь стала жидкой и научилась жить в её венах. Голос Лавинии — низкий, вкрадчивый, может звучать как перекат далекой грозы, но так и с нежностью, пиететом. Спокойный, ровный, без дрожи и спешки, какой-то скрытой угрозы. В нём нет приторного тепла, но есть вес и достоинство. Лавиния носит изысканный тёмно-зелёный камзол, цвета увядшей хвои. Когда-то он был парадным, возможно, частью наряда дворцовой гвардии, но теперь обвис на плечах, померкнув и от времени и пыли дорог. Подол, подшитый золотой нитью, местами распустился, швы стянуты грубой и неумелой починкой, а на груди, под сердцем, виднеется выцветший герб, расплывшийся, сожжённый солнцем, но ещё различимый: ворон в кольце терновника. Несколько серебряных пуговиц отсутствуют: их сорвали или они сами отпали, оставив неровные прорехи в ряду застёжек. Под камзолом — застиранная серая шелковая рубашка. Когда-то она была белоснежной, с тонкой вышивкой по краям манжет, но теперь выцвела до пепельного цвета. Жабо, хоть и по-прежнему аккуратно уложено, держится лишь за счёт тяжёлой золотой броши с трещинами в эмали. Поясной ремень широкий, с блестящей серебром пряжкой, с петлями для ножен и поясной сумкой. На нём висят два кинжала с рукоятями из человеческой кости, простые с виду, но острозаточенные. За спиной, в импровизированном чехле из промасленной ветоши, полуторный меч. Он закреплён по диагонали, так, чтобы можно было легко снять и затянут кожаными шнурами, будто ребенка запеленали. Леггинсы из тёмной, крепкой кожи, без украшений. Они удобны и облегают ноги плотно, с изысканной строчкой по бокам и петлями для подвесов. Поверх, высокие сапоги из выцветшей кожи, поднимающиеся выше колена, с широким голенищем и низким, чуть скошенным каблуком. Они явно пережили не одно странствие: на пятках — заплаты, на подбитых металлом носках — царапины, пряжки затёрты, но ещё держатся. Завершает образ высокая кожаная шляпа с широкими полями, по виду, давно выгоревшая, потемневшая от дождя и солнца, с лёгкой вмятиной на тулье. Иногда Лавиния опускает поля пониже, прячась от непогоды или чужих глаз. Шлейф её присутствия — тёплый, пряный, с терпкой ноткой можжевельника и мягкой тенью корицы. Он не бросается в нос, но запоминается — как неясная грёза о далёком, почти забытом.