Назим Эль-Седжи

Назим Эль‑Седжи родился на рассвете в жарком южном городе Домелот, где караваны пересекали золотистые дюны, а воздух был пропитан ароматом шафрана и жасмина. Его род был старинным, но обедневшим: семья хранила древние украшения, выменянные предками еще в глубоком прошлом. Мать Фара Эль-Седжи – рассказчица, певица, укротительница языка, у которой на каждый вопрос была притча или стих. Отец Хасан Эль-Седжи – строгий, молчаливый мастер, который чинно торговал ювелирными изделиями в своей небольшой лавочке. Они воспитывали троих детей, сыновей Назима и Зияда и дочь Лейлу в тепле семейного очага: вечерние ритуалы за пряностями, рассказы о подвигах прошлого и хорошая совместная компания. Назим в детстве отличался лёгким на подъём и до смешного авантюрным характером. Едва солнце начинало припекать поутру, он уже выскальзывал из дома, хватал отцовский кинжал-муляж и мчался по базару, притворяясь отважным авантюристом, выслеживающим мелких вредителей среди куч пряностей. Лейла нередко следовала за ним, напевая мамины песни, а Зияд ворчал, что быть авантюристом куда опаснее, чем считать монеты на прилавке. Фара говорила, что у Назима «в душе песчаная буря, но в сердце – колодец». Она с детства развивала в нём вкус к слову, к образу, к тону: учила слушать, когда говорят старшие, и говорить так, чтобы слова оставались в памяти. Хасан же был суровее – он сдержанно хмурился, когда Назим снова приносил в дом синяк или чужой кошелёк, но по-своему гордился тем, как быстро сын учится держать удар. Семья жила скромно, но дружно. Род Седжи был забыт: их столы не ломились от яств, зато в доме всегда пахло финиками, дымом от кальяна и благовониями, а дети знали, что такое честь рода и верность слову. Но всё изменилось в ночь, когда мать тяжело заболела – неожиданно, будто сама пустыня отвернулась от дома Седжи. Фара, некогда певшая часами без устали, теперь молчала, только шептала забытые молитвы в полусне. Её голос, бывший якорем для всей семьи, стал слабым и ускользающим, как дым благовоний в сквозняке. Назим не отходил от неё ни днём, ни ночью, сжимал её руку и пытался вернуть её к жизни рассказами, которые она сама когда-то ему рассказывала. Но пустыня не вернула долг. Через семь дней Фара умерла, и вместе с ней исчез свет в доме. Лейла перестала петь. Зияд начал молчать, как отец. А сам Хасан, потеряв жену, будто закрылся – сел в мастерской среди своих цепочек и камней, и перестал поднимать глаза. Год спустя Хасан решил отправить детей вместе с ним в караван, следовавший в Аль-Харим, где можно было удачно заработать. Он не доверял оставлять сыновей и дочь в Домелоте без своего покровительства. Назим сначала сопротивлялся, но подчинился. И они отправились в путь, что стало последним для большинства. Караван шёл по старому торговому пути, среди пологих дюн и пересохших колодцев. Назим запомнил всё – каждый вечерний костёр, рассказы путников, голос отца, негромко повторяющего цены на драгоценные камни. Он даже начал мечтать, что, быть может, новая земля станет для них началом другой жизни. Но на четвёртую ночь караван попал в засаду. Это случилось быстро, как налёт барханного шквала. Вначале – треск стрел, потом крики, звон оружия и запах горящего масла. Назим был в стороне, вместе с охраной ушел на разведку вперед – именно это и спасло ему жизнь. Когда он вернулся, было уже поздно. Повозки полыхали, на песке – кровавые тени мёртвых. Он метался между телегами, звал отца, сестру, брата, но никто не отвечал. Лишь один человек остался в живых – полуслепой старик, спрятавшийся в закутке с грузами. Он бездумно шептал и шептал про зверей в телах людей, пришедших за ними. Старик был не в себе, но уверял, что умерли далеко не все. С того дня у Назима не осталось ничего, кроме имени и гнева. Прах поглотил его семью, и единственное, что держало его – надежда. Что кто-то ещё жив. Что кто-то ждёт. И что кто-то заплатит. Он ушёл оттуда один. Работал охранником в южных рынках, перебивался случайными подработками, иногда спал в закоулках между ароматными палатками и чужими снами. Его умение видеть суть людей, слушать и помнить – наследие Фары – сделало его бесценным для тех, кто искал не просто бойца, а наблюдателя. Его стойкость и реакция – уроки Хасана – сделали его опасным. Один из его работодателей – тучный и малоподвижный купец – столь впечатлился навыкам казалось простого охранника и посоветовал тому вступить в Гильдию авантюристов. Назим первоначально воспринял это скептически, он не был уверен в том, что это действительно лучший путь, которым он может последовать. Но собрав больше информации он пришел к выводу, что да – Гильдия дарует такие возможности, которых иными способами пришлось бы добиваться тяжелым трудом, потом и кровью. И он вступил в неё. Он не стал оседлым авантюристом, это было просто не для него, он продолжал странствовать от одного города до другого, выполняя заказы и не оставляя после себя иных следов. Заказы были лишь способом для поддержания жизни и способности идти дальше, пока он не найдет ответы.