Мир Вальна

Внешность

Рост: 169 см. Вес: 61 кг. Юная, едва перешагнувшая возраст, когда девочка годится для замужества, Элинор уже научилась использовать своё тело как оружие. Ни стыда, ни сомнений — только точный расчёт и врождённая раскованность. Её походка нетороплива, но каждый шаг точно выверен: бедро чуть вперёд, взгляд немного сверху, грудь расправлена — она знает, как приковывать к себе глаза, и не теряет ни одного. Тело — зрелое не по годам, гибкое, будто натянутая струна, и в то же время мягкое, упругое. Бёдра широкие, крепкие, с золотыми обручами, сидящими плотно, будто метки принадлежности. Грудь 7-го размера — высокая, тяжёлая, открытая почти до сосков, скрытая лишь тенью ткани, что скорее дразнит, чем прикрывает. Они все еще растут, их нынешний размер не предел. Черное платье с глубоким разрезом больше напоминает занавес, чем одежду — сдвинь рукой, и она уже нагота. Всё удерживается золотыми цепями, кольцами и узлом на бедре. Простой порыв ветра — и платье может "ошибиться". Волосы длинные и золото-яркие, будто пшеничное поле под закатным солнцем. Они сплетены в косу, тяжело лежащую на плече, а челка подчёркивает лоб, украшенный тонкой короной из древнего золота — такой же древней, как её род. Лицо спокойное, даже ленивое — губы чуть приподняты, как у женщины, которой всё дозволено. Глаза — хищные, янтарные, с полунасмешкой и томной ленью. Смотрит она на людей так, будто уже решила, кто будет её игрушкой, кто её жертвой, а кто — слишком скучный, чтобы разуть ноги. Элинор не делает вид, что не замечает, как на неё смотрят. Ей это нравится. Она принцесса не ради титула, а ради власти над желаниями. И для неё быть желанной — всё равно что дышать. Принцесса Элинор, как и её бабка, королева-матрона Гризельда Монтсеррат, унаследовала не только тронные притязания, но и кое-что куда более интимное — телесные метки богини Сагрэвы, которые одни нарекают благословением, другие — извращённой мутацией. При осмотре на смотрах и брачных торгах, старшие жрецы едва сдерживали шепот: «Нечто древнее проснулось в ней». Дары Похоти у Элинор: 🔸 Жар телесный, рождающий влагу (Водопад влаги) — при малейшем возбуждении между её ног образуется влажная река. Смазка льётся с неё тяжело, глянцево, заливая ткани, как разбитый кувшин. Это не просто желание — это плотская буря, которую нельзя скрыть. Каждый раз, когда её тело реагирует, пол под ней мокнет, и запах возбуждения разносится по залу. Её служанки при ней всегда держат тёплые платки из шелковицы, не ради скромности, а во избежание позора. 🔸 Цвет её плоти (Яркая слизистая) — яркий, насыщенный. Розово-медовые губы между ног, багровое внутреннее мясо, пульсирующее при прикосновении и источающее мягкий, почти клубничный аромат. Во тьме оно будто светится, отзываясь на тепло и взгляд, как лампада перед идолом. 🔸 Её задний проход (Анальная смазка) — не просто отверстие, а вход в нежный, изнутри орошаемый канал, где анатомия отклонилась от человеческой. Влажность здесь естественна, тёплая, липкая, сладковатая на запах. Слухи говорят, что это не пот, а благословенное выделение, формируемое в особых железах. Оно покрывает всё изнутри, облегчая любую близость без боли. 🔸 Глотка, что сжимает, как плоть между бёдер (Великое глотание) — её горло может тянуться, растягиваться, и не в боли, а в наслаждении. Есть мужчины, поклявшиеся, что кончали в ней и ощущали, будто язык и гортань ласкали их, будто тёплая влага внутри стремилась удержать их, втянуть глубже. Один служитель, изгнанный из духовенства, написал в своих мемуарах, что видел, как она глотала церемониальный посох, не моргнув и не закашлявшись. Когда у неё текут слёзы, они пахнут цитрусом. 🔸 Её матка (Мягкая матка) — гибкая, глубоко втягивающая, способна принимать не только плоть, но и власть. Врачи, осматривавшие её по настоянию отца, сказали: «Её тело способно принять в себя целого Лимпа. В прямом смысле». Эти дары — не выбор. Это наследие. И Элинор его не скрывает. Она знает, что станет женой виконта или эленга. Она знает, что её будут хотеть и бояться. Но она также знает, что особенность крови, это не слабость, а благословение.

Внешность

Рост: 169 см. Вес: 61 кг. Юная, едва перешагнувшая возраст, когда девочка годится для замужества, Элинор уже научилась использовать своё тело как оружие. Ни стыда, ни сомнений — только точный расчёт и врождённая раскованность. Её походка нетороплива, но каждый шаг точно выверен: бедро чуть вперёд, взгляд немного сверху, грудь расправлена — она знает, как приковывать к себе глаза, и не теряет ни одного. Тело — зрелое не по годам, гибкое, будто натянутая струна, и в то же время мягкое, упругое. Бёдра широкие, крепкие, с золотыми обручами, сидящими плотно, будто метки принадлежности. Грудь 7-го размера — высокая, тяжёлая, открытая почти до сосков, скрытая лишь тенью ткани, что скорее дразнит, чем прикрывает. Они все еще растут, их нынешний размер не предел. Черное платье с глубоким разрезом больше напоминает занавес, чем одежду — сдвинь рукой, и она уже нагота. Всё удерживается золотыми цепями, кольцами и узлом на бедре. Простой порыв ветра — и платье может "ошибиться". Волосы длинные и золото-яркие, будто пшеничное поле под закатным солнцем. Они сплетены в косу, тяжело лежащую на плече, а челка подчёркивает лоб, украшенный тонкой короной из древнего золота — такой же древней, как её род. Лицо спокойное, даже ленивое — губы чуть приподняты, как у женщины, которой всё дозволено. Глаза — хищные, янтарные, с полунасмешкой и томной ленью. Смотрит она на людей так, будто уже решила, кто будет её игрушкой, кто её жертвой, а кто — слишком скучный, чтобы разуть ноги. Элинор не делает вид, что не замечает, как на неё смотрят. Ей это нравится. Она принцесса не ради титула, а ради власти над желаниями. И для неё быть желанной — всё равно что дышать. Принцесса Элинор, как и её бабка, королева-матрона Гризельда Монтсеррат, унаследовала не только тронные притязания, но и кое-что куда более интимное — телесные метки богини Сагрэвы, которые одни нарекают благословением, другие — извращённой мутацией. При осмотре на смотрах и брачных торгах, старшие жрецы едва сдерживали шепот: «Нечто древнее проснулось в ней». Дары Похоти у Элинор: 🔸 Жар телесный, рождающий влагу (Водопад влаги) — при малейшем возбуждении между её ног образуется влажная река. Смазка льётся с неё тяжело, глянцево, заливая ткани, как разбитый кувшин. Это не просто желание — это плотская буря, которую нельзя скрыть. Каждый раз, когда её тело реагирует, пол под ней мокнет, и запах возбуждения разносится по залу. Её служанки при ней всегда держат тёплые платки из шелковицы, не ради скромности, а во избежание позора. 🔸 Цвет её плоти (Яркая слизистая) — яркий, насыщенный. Розово-медовые губы между ног, багровое внутреннее мясо, пульсирующее при прикосновении и источающее мягкий, почти клубничный аромат. Во тьме оно будто светится, отзываясь на тепло и взгляд, как лампада перед идолом. 🔸 Её задний проход (Анальная смазка) — не просто отверстие, а вход в нежный, изнутри орошаемый канал, где анатомия отклонилась от человеческой. Влажность здесь естественна, тёплая, липкая, сладковатая на запах. Слухи говорят, что это не пот, а благословенное выделение, формируемое в особых железах. Оно покрывает всё изнутри, облегчая любую близость без боли. 🔸 Глотка, что сжимает, как плоть между бёдер (Великое глотание) — её горло может тянуться, растягиваться, и не в боли, а в наслаждении. Есть мужчины, поклявшиеся, что кончали в ней и ощущали, будто язык и гортань ласкали их, будто тёплая влага внутри стремилась удержать их, втянуть глубже. Один служитель, изгнанный из духовенства, написал в своих мемуарах, что видел, как она глотала церемониальный посох, не моргнув и не закашлявшись. Когда у неё текут слёзы, они пахнут цитрусом. 🔸 Её матка (Мягкая матка) — гибкая, глубоко втягивающая, способна принимать не только плоть, но и власть. Врачи, осматривавшие её по настоянию отца, сказали: «Её тело способно принять в себя целого Лимпа. В прямом смысле». Эти дары — не выбор. Это наследие. И Элинор его не скрывает. Она знает, что станет женой виконта или эленга. Она знает, что её будут хотеть и бояться. Но она также знает, что особенность крови, это не слабость, а благословение.

Характер

Когда Эля входит в зал — тишина. Не из почтения, а из страха. Из желания. Из ненависти. Из памяти о мертвых. Элинор не просто юная принцесса с телом взрослой женщины. Совсем недавно она была лишь капризной младшей сестрицей— то ластилась к старшим братьям, то жаловалась на скуку, то манерно бросала бокалы и смеялась, требуя внимания. Тогда это была обычная девочка при дворе: хорошая кожа, звонкий голос, нескромные вопросы, вечная охота за взглядами и ревностью. Была. Пока скверна не пришла во дворец. Она видела, как убили её брата. Видела, старшие сестры были обращены в монстров под влиянием червей скверны. И именно там, дрожа в собственных выделениях, она слышала, как старшая сестра шептала Скверне. Это запомнилось. На всю жизнь. Похоть стала её панцирем. Она сексуализирует себя, как другие носят корону. Ходит в одежде, граничащей с неприличием, говорит шепотом, но каждое слово — как капля яда. Целуется на спорах, гладит чужих жён, испытывает власть над телами, будто это её трон. Она не шлюха — она хозяйка желания. И делает это не потому что хочет, а потому что нужно: если её будут желать, никто не увидит страха в её глазах. Если она будет идеальной — её не предадут, как предала Боспарианна. Элинор не верит в сострадание, но жаждет его. Она не умеет любить, но отчаянно хочет быть любимой. Она дразнит всех: от слуг до дипломатических послов. Её тело капкан, её слова приманка, её улыбка гибель. Она уже поняла: миром правят не только мечи, но и вожделение. В каждом мужчине она ищет отца, брата и врага одновременно. В каждой женщине соперницу и погибшую сестру. Теперь, когда дом Аль-Кзаркс под угрозой, Эленг делает ставку на Элинор. Ей ищут мужей, как покупают боевых жеребцов — по выносливости, чести и цене. Но никто не замечает, что сама девочка уже стала лисой среди собак — слишком умной, слишком зрелой, слишком изломанной. Слишком много для её возраста, говорили в тихих покоях евнухи. Слишком много жара между ног, слишком глубокий взгляд, слишком отчётливый интерес к плотским играм взрослых. Она рано поняла, что плоть — не просто слабость мужчин. Это инструмент. За ложе можно получить больше, чем за десяток переговоров. А если тело у тебя такое, как у неё — тебе будут приносить подарки до того, как ты скажешь имя. Секс стал для неё не грехом, а отдушиной. Когда ночью её трясёт от кошмаров, когда кровь стынет от памяти о мёртвых, Элинор ищет чужое тело — чтобы забраться под него, или посадить себе на лицо, всё равно. Она занимается любовью так, как будто мстит миру, который всё у неё отнял. Из своих страстей, её прельщают животные, она чувствует их. Коней, ящеров, даже хищных лис пустыни — они как будто слышат её внутреннюю музыку. Иногда её взгляд на жеребца слишком долгий, слишком изучающий. Но пока это лишь интерес, изучение природы, как она сама говорит. Однако даже её взгляд на лошадей и ездовых жуков заставлял более робких придворных кашлять и отводить глаза. Но под всей этой шелухой — разум. Острый, как кинжал в волосах. Она знает, что её выдают замуж не ради любви, а ради власти. Эля принимает это. Более того, она готова к этому. Только, если ей дадут мужа, он должен быть достойным. Не слабым мальчиком, а мужчиной, чью плоть она сможет любить, а кровь использовать. Иначе зачем ей всё это? Она копирует своих мёртвых сестёр — крадёт их привычки, запахи, любимые ткани, даже способ касаться волос. И потом делает всё лучше. Если одна из них пела — Элинор поёт симфонию. Если другая танцевала — Элинор танцует так, словно Она не хочет быть как они. Она хочет быть всем, чем они не успели стать. Под слоем шёлка, аромата и мокрой похоти Элинор — всё ещё ребёнок. Раненый, ищущий, хищный. Нахальство, склонность к психологическому доминированию, смех в неподобающий момент, похоть не по возрасту — всё это переплетено с умом, гибким, острым, наблюдательным. Когда все её сёстры мертвы, она осталась последней. И знает: на неё смотрят. Как на товар. Как на образ правящей крови. Как на инструмент репутации. А она в это время сжимает между пальцев золотую серьгу, выдернутую у советника за ужином, и думает, как бы вставить её в рассказ, где гоблин насилует святого отца.

Характер

Когда Эля входит в зал — тишина. Не из почтения, а из страха. Из желания. Из ненависти. Из памяти о мертвых. Элинор не просто юная принцесса с телом взрослой женщины. Совсем недавно она была лишь капризной младшей сестрицей— то ластилась к старшим братьям, то жаловалась на скуку, то манерно бросала бокалы и смеялась, требуя внимания. Тогда это была обычная девочка при дворе: хорошая кожа, звонкий голос, нескромные вопросы, вечная охота за взглядами и ревностью. Была. Пока скверна не пришла во дворец. Она видела, как убили её брата. Видела, старшие сестры были обращены в монстров под влиянием червей скверны. И именно там, дрожа в собственных выделениях, она слышала, как старшая сестра шептала Скверне. Это запомнилось. На всю жизнь. Похоть стала её панцирем. Она сексуализирует себя, как другие носят корону. Ходит в одежде, граничащей с неприличием, говорит шепотом, но каждое слово — как капля яда. Целуется на спорах, гладит чужих жён, испытывает власть над телами, будто это её трон. Она не шлюха — она хозяйка желания. И делает это не потому что хочет, а потому что нужно: если её будут желать, никто не увидит страха в её глазах. Если она будет идеальной — её не предадут, как предала Боспарианна. Элинор не верит в сострадание, но жаждет его. Она не умеет любить, но отчаянно хочет быть любимой. Она дразнит всех: от слуг до дипломатических послов. Её тело капкан, её слова приманка, её улыбка гибель. Она уже поняла: миром правят не только мечи, но и вожделение. В каждом мужчине она ищет отца, брата и врага одновременно. В каждой женщине соперницу и погибшую сестру. Теперь, когда дом Аль-Кзаркс под угрозой, Эленг делает ставку на Элинор. Ей ищут мужей, как покупают боевых жеребцов — по выносливости, чести и цене. Но никто не замечает, что сама девочка уже стала лисой среди собак — слишком умной, слишком зрелой, слишком изломанной. Слишком много для её возраста, говорили в тихих покоях евнухи. Слишком много жара между ног, слишком глубокий взгляд, слишком отчётливый интерес к плотским играм взрослых. Она рано поняла, что плоть — не просто слабость мужчин. Это инструмент. За ложе можно получить больше, чем за десяток переговоров. А если тело у тебя такое, как у неё — тебе будут приносить подарки до того, как ты скажешь имя. Секс стал для неё не грехом, а отдушиной. Когда ночью её трясёт от кошмаров, когда кровь стынет от памяти о мёртвых, Элинор ищет чужое тело — чтобы забраться под него, или посадить себе на лицо, всё равно. Она занимается любовью так, как будто мстит миру, который всё у неё отнял. Из своих страстей, её прельщают животные, она чувствует их. Коней, ящеров, даже хищных лис пустыни — они как будто слышат её внутреннюю музыку. Иногда её взгляд на жеребца слишком долгий, слишком изучающий. Но пока это лишь интерес, изучение природы, как она сама говорит. Однако даже её взгляд на лошадей и ездовых жуков заставлял более робких придворных кашлять и отводить глаза. Но под всей этой шелухой — разум. Острый, как кинжал в волосах. Она знает, что её выдают замуж не ради любви, а ради власти. Эля принимает это. Более того, она готова к этому. Только, если ей дадут мужа, он должен быть достойным. Не слабым мальчиком, а мужчиной, чью плоть она сможет любить, а кровь использовать. Иначе зачем ей всё это? Она копирует своих мёртвых сестёр — крадёт их привычки, запахи, любимые ткани, даже способ касаться волос. И потом делает всё лучше. Если одна из них пела — Элинор поёт симфонию. Если другая танцевала — Элинор танцует так, словно Она не хочет быть как они. Она хочет быть всем, чем они не успели стать. Под слоем шёлка, аромата и мокрой похоти Элинор — всё ещё ребёнок. Раненый, ищущий, хищный. Нахальство, склонность к психологическому доминированию, смех в неподобающий момент, похоть не по возрасту — всё это переплетено с умом, гибким, острым, наблюдательным. Когда все её сёстры мертвы, она осталась последней. И знает: на неё смотрят. Как на товар. Как на образ правящей крови. Как на инструмент репутации. А она в это время сжимает между пальцев золотую серьгу, выдернутую у советника за ужином, и думает, как бы вставить её в рассказ, где гоблин насилует святого отца.

Биография

Рождённая под зноем южного солнца, в Домене Песков, во дворце Гарпии в Аль-Хариме, Элинор с первого крика не принадлежала себе. Она была девочкой из золота и вины, венцом скандального, сладострастного союза между Эленгом домена Песков, Зиохилем и его собственной матерью, вечной королевой Гризельдой Монтсеррат, полуэльфийкой, чья красота вызывала дрожь у военачальников и молитвы у жрецов. Она — плод инцеста, но не проклятия. Её существование — символ победы похоти над догмой. И её тело — доказательство этого. От Гризельды Элинор унаследовала молочно-белую кожу, золотистые волосы, нежные, будто сплетённые из солнечного пепла, и магическое строение тела, где плоть гнётся, как воск, и пахнет, как храмовая благовонная смола. От отца — кровь Аль-Кзарксов: гордая, безумная, жёсткая. Кровь Шахов. С раннего детства Элинор жила в мире плоти. Во дворце Гарпии одежда не скрывала тела, а подчёркивала его. Полупрозрачные ткани, оголённые животы, украшенные соски, пахнущие маслами бедра, это было нормой. В домене песков эротика не соблазн, а форма общения. Слуги ходили обнажёнными ниже пояса. Гаремы устраивали танцы в праздничные дни, где женщины терлись друг о друга под взглядами гостей. Девочки целовали своих братьев в губы без стыда. И если ребёнок застал любовников в момент близости — ему объясняли, что это искусство, не грех. У Элинор было двое братьев, Шахан и Клавикус, и трое сестер, Боспарианна, Иринир и Голдана, рождённых от того же скандального союза. Сёстры — грудастые, пышные, с улыбками и ароматами, от которых дух захватывало. Они обнажённо лежали на террасах, массировали друг другу волосы, плавали в бассейнах, стонали в шёлковых постелях. Братья — сильные, мускулистые, с ленивыми руками и блестящими животами. Она любила их всех — по-детски и чуть больше. Могла сидеть на коленях у старшего, тереться носом о его шею, искать защиты, внимания, запаха кожи. С ранних лет Элинор была воровкой и проказницей: крала трусы у служанок, ключи от гаремов, подглядывала за купающимися, подслушивала стоны в ночи. Смеялась, когда её ловили. Никто не наказывал. На юге — другие законы. А в доме, где мать — бабка, а отец — сын, понятие "приличия" носит маску чисто символическую. Она росла в роскоши: драгоценные масла, ванны из молока, уроки по глифографии, где она не только повторяла известные символы, но и изобретала собственные — глифы похоти, тайного знания, боли и наслаждения, которые никто не осмелился расшифровать. Обучалась у глифмейстеров, нанятых эленгом. Но многое придумывала сама. Некоторые глифы, извращённые, не поддающиеся систематике, живут только в её тетрадях. Эти глифы вызывают сны. Возбуждают. Один из них, если верить слухам, может довести мужчину до семяизвержения одним касанием к коже. Она училась читать и писать, но больше всего её захватили эротические романы Юлай Чи-Чи — тексты, где гоблины любили принцесс, драконы насиловали героинь до экстаза, а женщины сами искали чудовищ, чтобы познать суть власти над телом. Сестра Боспарианна когда-то читала их вслух — Элинор хранила эти ночи в сердце, как сокровище. Потом начала писать сама. Пишет собственные главы. Там, где другие дворцовые девы боятся взгляда мужчины, она рисует сцены, от которых жгут щеки даже у виночерпиев. Она изучает плоть не только в зеркале, но и в тексте — жадно, методично, как знаток. Но блаженство кончается. И рай Аль-Кзарксов сгорел в крови. Когда Элинор было чуть больше двенадцати, началась трагедия. Боспарианна, старшая, прекрасная, добрая — сбилась с пути, поддавшись Скверне в попытках спасти сестру-колясочницу Голдану. Она хотела вылечить, но обрела гибель. Скверна прорвалась во дворец. Прямо во время бала в честь Боспарианны, куда были приглашены многие вельможи со всего юга и Империи. На глазах Элинор разорвали её любимого брата, затем сестер. Она пряталась под мраморным ложем, слыша, как плоть рвут, как кости хрустят, как стены рыдают кровью. И в этот день она поняла, что никому верить нельзя. Ни богине, ни крови. Только себе. С той ночи она больше не ребенок. Стервозность осталась, но теперь — с остриём. Жажда внимания — переросла в жажду власти. Эротика — в оружие. Смех — в маску над раной. Сейчас, в возрасте едва четырнадцати, Элинор — последняя дочь эленга. На неё возложены ожидания: заключить брак, спасти репутацию, вернуть имя дому Аль-Кзаркс. Проявившийся в момент психической травмы, джинн обрел форму сельской птицы, курочки. В форме предмета, предстающая как тиара, увенчанная на голову юной девы. Её показывают гостям, как драгоценность, как будущую царицу, как деву, что пройдёт по трону, оставив за собой шлейф благовоний и слюны старцев. Но сама Элинор всё ещё пишет свои извращённые сказки. Она гладит шеи животных и шепчет им глифы, чтобы они ей доверяли. Она изучает плоть — мужскую, женскую, звериную. Она боится только одного — быть забытой, как Боспарианна. Ныне же ей уготовано быть на смотрах невест, и проявлять себя в самых нестандартных ситуациях, дабы обеспечить выживание дома. Ведь если мир меняется, то ему следует соответствовать во всей грозности и красе.

Биография

Рождённая под зноем южного солнца, в Домене Песков, во дворце Гарпии в Аль-Хариме, Элинор с первого крика не принадлежала себе. Она была девочкой из золота и вины, венцом скандального, сладострастного союза между Эленгом домена Песков, Зиохилем и его собственной матерью, вечной королевой Гризельдой Монтсеррат, полуэльфийкой, чья красота вызывала дрожь у военачальников и молитвы у жрецов. Она — плод инцеста, но не проклятия. Её существование — символ победы похоти над догмой. И её тело — доказательство этого. От Гризельды Элинор унаследовала молочно-белую кожу, золотистые волосы, нежные, будто сплетённые из солнечного пепла, и магическое строение тела, где плоть гнётся, как воск, и пахнет, как храмовая благовонная смола. От отца — кровь Аль-Кзарксов: гордая, безумная, жёсткая. Кровь Шахов. С раннего детства Элинор жила в мире плоти. Во дворце Гарпии одежда не скрывала тела, а подчёркивала его. Полупрозрачные ткани, оголённые животы, украшенные соски, пахнущие маслами бедра, это было нормой. В домене песков эротика не соблазн, а форма общения. Слуги ходили обнажёнными ниже пояса. Гаремы устраивали танцы в праздничные дни, где женщины терлись друг о друга под взглядами гостей. Девочки целовали своих братьев в губы без стыда. И если ребёнок застал любовников в момент близости — ему объясняли, что это искусство, не грех. У Элинор было двое братьев, Шахан и Клавикус, и трое сестер, Боспарианна, Иринир и Голдана, рождённых от того же скандального союза. Сёстры — грудастые, пышные, с улыбками и ароматами, от которых дух захватывало. Они обнажённо лежали на террасах, массировали друг другу волосы, плавали в бассейнах, стонали в шёлковых постелях. Братья — сильные, мускулистые, с ленивыми руками и блестящими животами. Она любила их всех — по-детски и чуть больше. Могла сидеть на коленях у старшего, тереться носом о его шею, искать защиты, внимания, запаха кожи. С ранних лет Элинор была воровкой и проказницей: крала трусы у служанок, ключи от гаремов, подглядывала за купающимися, подслушивала стоны в ночи. Смеялась, когда её ловили. Никто не наказывал. На юге — другие законы. А в доме, где мать — бабка, а отец — сын, понятие "приличия" носит маску чисто символическую. Она росла в роскоши: драгоценные масла, ванны из молока, уроки по глифографии, где она не только повторяла известные символы, но и изобретала собственные — глифы похоти, тайного знания, боли и наслаждения, которые никто не осмелился расшифровать. Обучалась у глифмейстеров, нанятых эленгом. Но многое придумывала сама. Некоторые глифы, извращённые, не поддающиеся систематике, живут только в её тетрадях. Эти глифы вызывают сны. Возбуждают. Один из них, если верить слухам, может довести мужчину до семяизвержения одним касанием к коже. Она училась читать и писать, но больше всего её захватили эротические романы Юлай Чи-Чи — тексты, где гоблины любили принцесс, драконы насиловали героинь до экстаза, а женщины сами искали чудовищ, чтобы познать суть власти над телом. Сестра Боспарианна когда-то читала их вслух — Элинор хранила эти ночи в сердце, как сокровище. Потом начала писать сама. Пишет собственные главы. Там, где другие дворцовые девы боятся взгляда мужчины, она рисует сцены, от которых жгут щеки даже у виночерпиев. Она изучает плоть не только в зеркале, но и в тексте — жадно, методично, как знаток. Но блаженство кончается. И рай Аль-Кзарксов сгорел в крови. Когда Элинор было чуть больше двенадцати, началась трагедия. Боспарианна, старшая, прекрасная, добрая — сбилась с пути, поддавшись Скверне в попытках спасти сестру-колясочницу Голдану. Она хотела вылечить, но обрела гибель. Скверна прорвалась во дворец. Прямо во время бала в честь Боспарианны, куда были приглашены многие вельможи со всего юга и Империи. На глазах Элинор разорвали её любимого брата, затем сестер. Она пряталась под мраморным ложем, слыша, как плоть рвут, как кости хрустят, как стены рыдают кровью. И в этот день она поняла, что никому верить нельзя. Ни богине, ни крови. Только себе. С той ночи она больше не ребенок. Стервозность осталась, но теперь — с остриём. Жажда внимания — переросла в жажду власти. Эротика — в оружие. Смех — в маску над раной. Сейчас, в возрасте едва четырнадцати, Элинор — последняя дочь эленга. На неё возложены ожидания: заключить брак, спасти репутацию, вернуть имя дому Аль-Кзаркс. Проявившийся в момент психической травмы, джинн обрел форму сельской птицы, курочки. В форме предмета, предстающая как тиара, увенчанная на голову юной девы. Её показывают гостям, как драгоценность, как будущую царицу, как деву, что пройдёт по трону, оставив за собой шлейф благовоний и слюны старцев. Но сама Элинор всё ещё пишет свои извращённые сказки. Она гладит шеи животных и шепчет им глифы, чтобы они ей доверяли. Она изучает плоть — мужскую, женскую, звериную. Она боится только одного — быть забытой, как Боспарианна. Ныне же ей уготовано быть на смотрах невест, и проявлять себя в самых нестандартных ситуациях, дабы обеспечить выживание дома. Ведь если мир меняется, то ему следует соответствовать во всей грозности и красе.

Элинор Аль-Кзаркс

Умения

Жилище

Питомец или непись