Титус Юлиан

ㅤ ▌Акт первый — Слепое начало в утробе греха. Титус родился в Розании, в городе, который словно вытянут из самой древности, где камни улиц помнят шаги сотен поколений, а воздух насыщен запахами сырой земли, дымом печей и пряной горечью трав, растущих вдоль обветшалых стен. Его семья была простой и неприметной — отец, Левор, трудился на полях, вспахивая и сея, с руками, испещрёнными шрамами и мозолями, а мать, Алериана, тихая женщина с глазами, в которых таилась усталость и нежность, заботилась о доме и крошечном участке земли, где росли овощи, достаточные лишь на скромный ужин. Детство Тита прошло под сенью этих скромных будней, наполненных тихим трудом и редкими радостями, он был ребёнком задумчивым и необычайно наблюдательным, редко выражавшим эмоции, словно стараясь понять сокровенный смысл каждого шороха и взгляда, каждый рассвет и закат, и всё вокруг казалось ему частью великой загадки, которую он пытался постичь, не спеша, не торопясь, будто время для него текло иначе. В играх с другими детьми, Юлиан был замкнут и отстранён, предпочитая тишину шуму и покой суете, его маленькие пальцы часто вырезали из дерева замысловатые фигурки — странные лица и причудливых зверей — словно он хотел запечатлеть неуловимое, невидимое обычному глазу. Под холодным светом луны он мог часами сидеть на крыше дома и смотреть на звёзды, шепча слова, которые мать называла молитвами, а отец игнорировал, считая всё это пустой тратой времени. Никто не понимал, кто он такой и что скрывается в глубине его глаз, в них не было ни детской беспечности, ни простого любопытства, а было что-то неизъяснимое, что-то словно притягивающее и отталкивающее одновременно, и даже в самых мрачных углах Розании, где судьбы терялись и сгибались под тяжестью нужды, Тит в глубине своей сокровенной души надеялся, что жизнь дарует ему благородную судьбу. ㅤㅤㅤ ▌Акт второй — Путь, что выбрали для меня, а не я. Титус подрос, и вместе с годами росло в нём понимание той тягости, что несла хворь и чума в его родной Розании. Мужчина видел, как болезни опустошают деревни, как смерть ходит по улицам, забирая слабых и стариков, как страх и отчаяние сковывают сердца людей, оставляя их без надежды. Ночи, наполненные стонами и молитвами, становились для него невыносимыми, а чувство беспомощности — жгучим ядром в груди. Тогда Юлиан решил, что не может больше стоять в стороне и наблюдать, как жизнь превращается в пепел и кровь. Он стал учиться у матери, изучал травы и зелья, собирал знания о природе болезней и способах борьбы с ними, постепенно превращаясь из пассивного свидетеля в активного борца с невидимым врагом. Со временем Титус отправился в другие города и селения, где чума уже набирала силу, помогал тем, кого отвергали другие, искал причины бедствий и пытался остановить смерть, которая казалась неумолимой. Его сердце наполнялось решимостью и гневом — гневом на судьбу, на бога, на тех, кто позволял хворям разорять жизни, и эта борьба стала для него не просто долгом, а смыслом существования, огнём, который не давал ему сдаться даже в самые тёмные часы. ㅤㅤㅤ ▌Акт третий — Когда ересь пришла за мной. Однажды тьма коснулась его лично — в трущобах Розании ворвалась группа нечестивых, порождений ереси, чьи крики и безумие нарушили хрупкий покой, и именно в ту ночь его родители, самые близкие и дорогие ему люди, были жестоко убиты. Эта утрата разрывала сердце парня на части, но одновременно разжигала пламя ненависти и решимости, потому что теперь борьба с тьмой перестала быть лишь долгом — она стала местью и священной миссией Титуса, смыслом существования, который нельзя было отвергнуть или забыть. ▌Акт четвертый — Моё сердце закалилось в огне потерь. Смерть родителей Титуса стала следующей трещиной, по которой раскололась его оболочка, вырвав его из привычного мира полей, очага и деревенской простоты. После той утраты всё стало иначе: чужие стены, чужие руки, чужая речь — и ни одного знакомого лица. Его отвезли в столицу, в Радикс Магна — академию, где судьбы куют не по доброй воле, а из нужды. Там он стал послушником — немым, упорным, лишённым ярости, но преисполненным чего-то тихого, холодного и стойкого. Семь лет он шагал в строю, держал в пальцах молитвенные чётки, зубрил догматы, молился среди пепла и свечей, обучался тактике допроса, выявлением породищ ереси во всей красе и различной, специализирующейся работой по протоколам. Юлиан был не лучшим, но выносливым, не харизматичным, но точным. Его не хвалили — просто не наказывали. И это уже значило многое. Когда пришёл срок, Титус получил кольцо витара. Началась его настоящая работа — задания, прикрепления к следственным делам, наблюдения, псевдонимы. Парень не искал битв — он искал корни заразы. Его путь был долог, работал не быстро, но верно. Не был паладином и не стал им — хотя дважды ему предлагали. В нём не видели ярости, только метод. Вера — не крик, а клинок. И этот клинок всё глубже вонзался в плоть ереси. За годы службы, Титус провёл более десятка дел, требовавших полной самоотдачи. Когда отчёты его легли на стол Ординатора, вопрос о повышении решился без протокольной волокиты. Ему был вручен перстень Perstis Iudicii, закреплена юрисдикция, и отныне имя его стоит в списках инквизиторов.